Но, пожалуй, главным его врагом был всё-таки массовик-затейник — крепкий дед лет шестидесяти, неизменно открывающий свои «культмассовые мероприятия» бодрым кличем: «Здравия желаю, товарищи старички!!!» Влад, которого подобное обращение несказанно коробило, долго мечтал приструнить наглеца; наконец, улучив момент, он отвел массовика в сторонку и вежливо попросил его придумать для своих «затей» какой-нибудь другой слоган, поизящнее. Бедный дед, внимая обращённым к нему претензиям, лишь ошалело моргал и недоверчиво улыбался; в конце концов Влад плюнул и оставил его в покое. Но вскоре ему пришлось узнать на своей шкуре верность поговорки «инициатива наказуема». Нет, старый пенёк ничуть не обиделся — в «Геронтуме» вообще не было принято обижаться на пациентов; но с тех пор всякий раз, стоило ему завидеть профессора идущим в столовую или в спортзал, он ещё издали кричал: «Салют, молодая гвардия! Так держать!! Мы ещё повоюем!!!» — и, поравнявшись с Владом, с хохотом тыкал его жёстким пальцем в живот, после чего, страшно довольный собой, удалялся восвояси, оставляя Влада в бессильной ярости скрежетать зубами.
Да, кстати, зубы!.. Он вряд ли мог бы сосчитать, сколько раз та или иная трухлявая партнерша по игре в преферанс отлавливала его в очереди за свежим номером газеты или столовским кипятком, чтобы, очаровательно смущаясь, вполголоса спросить: «Скажите, где вам зубы делали?» К концу срока Влад привык лгать им и лгать цинично, изощряясь в названиях супердорогих клиник, известных ему лишь понаслышке: он уже по опыту знал, что, если сказать правду, в ответ неминуемо услышишь: «Надо же, какой вы молодец!
А фильмы, ежевечерне идущие в стареньком кинозале на первом этаже столового корпуса!.. Чёрно-белые или радующие взор красками, выцветшими, как глаза соседей по столу; призванные вызывать слезливую ностальгию — или, наоборот, повышать тонус бодрыми названиями: «Старики-разбойники»; «В бой идут одни старики»; «Верные друзья» (Влад, конечно, не рассчитывал на ассортимент, предоставленный ему неизвестным другом в Центре Геронтологии, — но уж Дикую-то Орхидею могли бы показать, возмущался он.) Чего стоили «культмассовые мероприятия», список которых ежедневно вывешивался на стенде в холле того же столового корпуса! Один из таких списков Влад даже переписал на тетрадный листочек — специально, чтобы позабавить меня по возвращении; честно говоря, ничего забавного я тут не увидела:
«12.00 (библиотечный корпус) „Осень жизни“: Встреча с православным священником о. Виктором».
«15.30 (стадион) Конкурс ретро-шлягера «Моя морячка».
«18.15 (актовый зал) Конференция. Специалист по сердечно-сосудистым заболеваниям отвечает на ваши вопросы».
«20.00 Всем, всем, всем!!! Сегодня в нашем кафе — вечер знакомств „Кому за …дцать“! Будет концерт, викторина с призами и танцы до упаду!» «Вечер знакомств» Влад всё-таки решил посетить — хотя бы из праздного любопытства; своё намерение он выполнил, но долго просидеть там не смог — и покинул кафе задолго до окончания шоу, поняв, что «не вписывается в его формат». Впрочем, это была последняя попытка бунта. Уже через неделю скука и безысходность окончательно заели его — и он перестал брезговать даже таким развлечением, как: «Весёлая дискотека „Кому за …дцать“! Учимся танцу „Летка-енка“ и пляшем до упаду!!!»
В сущности, все эти эпизодики сами по себе были не так уж страшны — в особенности для человека, наделенного иронией (а, тем более, аутоиронией), которой Владу было не занимать стать. Но гораздо хуже была сама атмосфера «Геронтума» — поначалу почти неощутимая, но постепенно проникающая через поры в кровь и мозг даже самых моложавых постояльцев: тошная, гнетущая атмосфера старости, которая — несмотря на то, что все лозунги «Геронтума» призывали бороться с ней до полной победы, — явно была возведена здесь в культ. Вот и он, Влад, уже к середине срока обнаружил, что безвкусные и грубые подколки массовика-затейника доставляют ему тайное удовольствие, — а ближе к отъезду поймал себя на том, что во время ностальгического киносеанса его нос становится мокрым…