Профессор Влад

Ничего не поделаешь, пришлось подойти. «Владимир Палыч» — чужой, старообразный, с необычно маленькой головой в тускло-синей обтягивающей шапчонке — пошевелил бледными вялыми губами и, молча кивнув, принял из моих столь же вялых рук злополучный цветок, который мне ничего не оставалось, как вручить ему тут же, на месте, не отходя, как говорится, от кассы. Конечно, слова, которые я хотела бы сказать, не шли мне на язык, да и были, пожалуй, неуместны. Но никто не мог помешать мне за несколько кратких секунд разглядеть его лицо, которое я так желала увидеть весь этот месяц. — Помолодел, похорошел!.. — в кокетливом экстазе кричала Ольга Валентиновна.

Увы, наши с ней представления о молодости и красоте явно не совпадали. Влад (с озабоченным лицом, упорно отводящий глаза) произвел на меня странное, гнетущее впечатление. С пустыми руками поднимаясь на второй этаж, где меня ждали обычные студенческие будни, я не переставала спрашивать себя: что же случилось, почему он выглядит таким уставшим, больным и старым?.. Возможно, виной всему — дурацкая адидасовская шапочка… Впрочем, что это я? — подумала я, входя в аудиторию, — известное дело, акклиматизация, я зря беспокоюсь. И потом, он же прямо с дороги… Конечно, дорогого цветка немного жаль… и встреча смазалась… Но ничего, уж после занятий-то мы с Владом останемся наедине — и отпразднуем его приезд честь по чести.

Как бы не так!.. Мерзкие деканофурии, не удовольствовавшись отнятым у меня цветком, одна мысль о цене которого вызывала у меня дрожь досады, устроили ещё и так называемый «вечер встречи» — а попросту, пьянку, чьи характерные звуки — визгливый смех и разудалые выкрики почтенных педагогинь — раздавались из Владова кабинета до темноты. Наконец, я устала ждать и отправилась домой. Телефон профессора мне в тот вечер так и не ответил: видимо, он засиделся с дамами допоздна. В начале первого часа я, по застарелой и уже ненужной привычке положив крупный «хер» на день «икс», сорвала календарь со стены — и, со злобой смяв его, отправила за спинку дивана, где у меня традиционно скапливался разный мелкий мусор.

Наутро я специально вышла пораньше, чтобы встретить его на остановке. Безуспешно: домой он, судя по всему, так и не вернулся, ночевал на раскладушечке… Что ж, ладно. Невыспавшаяся, раздражённая, томимая самыми мрачными предчувствиями, добираюсь до факультета; даже не сняв дублёнки, поднимаюсь на четвёртый, миную коридор, стучу в дверь — и уже по неприязненному «Да-да!» понимаю, что профессор пребывает не в лучшем расположении духа. Всё-таки вхожу — и с дурацкой неуверенной улыбкой обвожу глазами кабинет. Весь интерьер вроде бы на месте — включая и самого Влада, сидящего за компьютером с гордо выпрямленной спиной, — но розы — моей розы! — нигде нет; не знаю почему, но в тот миг я не нашла ничего остроумнее, как поинтересоваться — куда он дел мой цветок?..

— Отдал вахтерше, — сухо ответил он, не глядя на меня. Всё это было довольно странно, если не сказать страшно, — и я, не чувствуя даже обиды, один только ужас, постаралась закрыть за собой дверь как можно тише и осторожнее. Оказавшись вне досягаемости, я, конечно же, наревелась вдоволь — пусть мне и пришлось на добрых полчаса оккупировать туалетную кабинку; вышла я оттуда с такими распухшими веками, что идти на лекции было стыдно, и я, старательно пряча лицо от знакомых и незнакомых, отправилась домой.

Но тем же вечером мама, подзывая меня к телефону, сообщила, что спрашивает меня «не Игорёк — какой-то незнакомый мужик»; нерешительно алёкнув, я вдруг услышала… нет, не может быть!.. — родной, любимый, чуть гнусавый голос, в котором, правда, появились новые, чуть истерические нотки — или раньше я их просто не замечала? От радости мои руки взмокли и затряслись так, что я чуть трубку не выронила; а профессор, уже вновь перейдя к своей обычной размеренно-монотонной манере, читал мне в ухо что-то длинное и прекрасное: он извиняется, нам надо объясниться, он пришёл в себя, хочет меня видеть, пропадает без меня, я очень-очень ему нужна… Едва трубка легла на рычаг, я мигом набросила куртку, влезла в любимые стоптанные кроссовки — и выскочила из дому.