Профессор Влад

Наутро за завтраком, когда Люба, как обычно, подкатила к их столу дребезжащую тележку, доверху нагруженную общепитовскими тарелками с разползшейся по ним манной кашей, Влад решил смолчать о случившемся — и хотя бы таким образом сохранить лицо; он даже нашёл в себе силы холодно, но любезно улыбнуться девушке, чьи ужимки начинали не на шутку его раздражать. На протяжении всей церемонии раздачи он продолжал молча терпеть кокетливые подначивания, которые официантка, прослужившая здесь более десяти лет, очевидно, считала единственно возможным стилем общения с мужчинами «за 60»; но когда она, видимо, твердо задавшись целью расшевелить необычно серьёзного профессора, который ещё вчера был с ней так мил, игриво подбоченилась — и при всей честной публике (соседями Влада по столу были всё тот же дробный старичок и две чопорные музейные дамы) громко и лукаво вопросила: — Ну что, Владимир Павлович, возьмёте меня замуж аль нет?! — Влад завёлся и, с трудом сдерживая клокочущую в нём ярость, ответил:

— Знаете, Люба, в вашем возрасте уже поздновато думать о замужестве, — после чего в сердцах отшвырнул лежавший перед ним сероватый полотняный слюнявчик прямо в тарелку с отвратительной комкастой размазнёй.

Самое скверное, что Люба (привыкшая, вероятно, ещё и не к таким закидонам) даже не обиделась, лишив Влада возможности насладиться хотя бы подобием мести: в ответ на вспышку она сочувственно улыбнулась, упомянула «магнитные бури» — и, похлопав Влада по руке, которую тот не успел отдёрнуть, предложила ему щадящее успокоительное — оно всегда лежало в кармашке её фартучка как раз на такой вот случай. Впрочем, вскоре Влад понял, что заботливая Любаша ещё и стукнула на него главврачу: часом позже отловив Влада в спортзале, тот мягко порекомендовал ему воздержаться от участия в волейбольном матче, который должен был вот-вот состояться между особо крепкими постояльцами санатория и местными активистами. (Те ещё в первый день заезда делегировали в «Геронтум» самых бодрых своих эмиссаров, чтобы, по многолетней традиции, вызвать «санаторских дохляков» на смертный бой. Команде «Геронтум» от команды «Супер-стар» — физкульт-привет!!!) Влад, конечно, все наставления проигнорировал — и тем же вечером они уделали этих краснощёких суперстарцев как мокрых котят!.. Спортивный триумф, состоявшийся-таки вопреки козням обслуги, немного утешил Влада в его унижении.

Но вот с тем досадным фактом, что как мужчине ему здесь ничего не светит, пришлось, увы, смириться… Заигрывать с молоденькими (до пятидесяти пяти) он больше не решался. Любые попытки флирта с ровесницами — из тех, что хорошо сохранились, — неизбежно сводились к игривым шуткам да прибауткам, может, и повышающим тонус, но — самой своей несерьёзной сутью — напрочь лишавшим надежды на «продолжение банкета». Бравурный храп соседа по камере… — пардон, по палате… — по номеру, конечно же, по номеру!.. — всё реже казался ему гимном сладкого предвкушения, зато всё чаще доводил до неистовства, заставляя часами ворочаться с боку на бок, — и порой он готов был убить своего сожителя, который, как и полагается, каждое утро принимался ныть, что ни на секунду не сомкнул глаз. Естественно, хронический недосып не лучшим образом сказывался на самочувствии Влада, который вдобавок всегда был «совой»; но нарушать санаторный режим было чревато — он понял это после одного вопиющего случая, когда, вздумав по легкомыслию проспать завтрак, был грубо разбужен целой армией встревоженного медперсонала, нагрянувшей к нему в номер с целью проверить, «не случилось ли чего».

— Знаете ли, в вашем возрасте всякое бывает, — авторитетно заметила старшая медсестра, сисястая сорокапятилетняя гестаповка — и, вместо того, чтобы извиниться за беспокойство, строго отчитала почтенного, растерянного, годящегося ей в отцы профессора за «нарушение общего распорядка». Эта жуткая тётка, мощная и горластая, вообще была для Влада неиссякаемым источником стресса: излюбленным её развлечением было врываться в номера к пациентам в самые неподходящие мгновения — и со смаком предрекать им целые букеты отвратительных болезней, «если они и дальше будут так плохо себя вести».