Профессор Влад

Мой же вдобавок был персонажем ярким, заметным, даже пугающим. Едва ли не каждый вечер — к вящей зависти не столь везучих в любви пятикурсниц — он торчал в холле, дожидаясь, пока я спущусь, и убивал время весьма оригинальными способами. Самые знатные гетеры МГИПУ признали меня за свою, увидев однажды, как он — долговязый, развинченный, в чёрной потёртой косухе — дурным голосом орёт: — Психфак!!! — прямо в лицо какой-то чопорной жрице, зазевавшейся в опасной близости от деканата, и сопровождает этот клич как бы сурдопереводом, крутя у виска левым указательным пальцем и одновременно выбрасывая вперёд правый средний. Слово «психфак» он расшифровывал как «сумасшедший трах» и очень этим гордился.

Я и сама, бывало, умирала со смеху, стоя за колонной и тайком наблюдая, как он, растопырив длинные костлявые ручищи (зрелище это всегда напоминало мне фразу Ломоносова: «Широко простирает химия руки свои в дела человеческие»), гоняется по холлу за Космосёстрами с воплем: «Девчо-онки, я хочу вас трахнуть!!!» — а те, визжа, открещиваются растопыренными пятернями да прикрывают лица яркими адаптированными Библиями.

Со временем факультетский холл стал Славке тесен, и он расширил сферу своего влияния, приноровившись посещать лекции вольным слушателем; тут-то мне стало не до смеха — я не знала, куда деваться от неловкости, ибо руки у Славки так и чесались. Он не знал большего удовольствия, чем «доводить препа»: воткнёт, скажем, шило в карандаш и мерно постукивает-блямкает им о краешек стола, имитируя звук падающих капель. Раз от разу эта невинная шутка заставляла моих однокурсниц недоумённо крутить головами, а взмыленного педагога — метаться по аудитории в поисках фантомной раковины, пока, наконец, все не привыкли к странной акустической иллюзии и не перестали спрашивать друг друга: «Где это каплет?» Вот и я ничуть не удивилась, когда в один прекрасный день невидимая капель не прекратилась и после того, как обе Славкиных руки оказались у меня под юбкой — а, стало быть, физически не могли продолжать игру с шилом. Гарри с детства приучил меня к разного рода мистификациям — вот и теперь я была уверена, что имею дело с каким-то ловким фокусом, который мне даже неинтересно было разоблачать. Но вскоре оказалось, что Славка, в отличие от друга детства, натура вполне земная и предпочитает иллюзиям грубую реальность. Наутро, поднявшись в аудиторию, я с ужасом обнаружила, что новёхонький, только-только настеленный паркет стоит горбом, раззявив зубастую пасть в издевательской ухмылке; разгадка этого странного феномена поджидала меня вечером в холле — где, разразившись идиотским гоготом, сообщила, что, если отвернуть до отказа симпатичный вентиль на отопительной батарее, получается вполне натуральная капель.

Столь же изобретателен был Славка и в любви, и когда однажды отец, улёгшись на тахте с журналом, недоверчиво хмыкнул и пробормотал: — Так… а это что такое?.. — я чуть не поседела от испуга; но он тут же добавил: — А-а, это я по ошибке прошлогодний прихватил! — ФФууу, а я-то уж думала — наручники или резиновую насадку в виде драконьей головы!..

Но опасность подстерегала нас совсем с другой стороны. Как-то раз, нежно прощаясь со мной у порога, Славик машинально, по привычке затушил окурок о соседскую дверь; к несчастью, именно в этот момент старый подполковник пристроился к глазку, заинтригованный необычным и подозрительным шуршанием на лестничной клетке… Увиденное так потрясло его, что он решил принять меры. Несколько дней спустя, когда мы со Славкой только завершили первый раунд и мой друг, как был, в костюме Адама отправился в кухню — достать пиво из холодильника, в прихожей вдруг с лязгом повернулся ключ и вошла мама; несчастный альбинос до того растерялся, что не нашел ничего лучшего, чем растопыриться посреди коридора в глубоком реверансе и тупо заржать прямо в лицо будущей теще: — Го-го-го-го-го!.. — Что тут было! Описывать продолжение того вечера я, пожалуй, не возьмусь; скажу лишь, что с тех пор для нас со Славкой настали трудные времена. Приводить его к себе я больше не решалась — мама была настороже! — а другого дома для свиданий у нас не было: Славкина квартира (этажом выше Гарриной) ещё меньше годилась для этой цели.

Там, в двух смежных комнатах, ютилось весёлое семейство: бабушка, дядя, отец с матерью, младший брат Ванька (ух, до чего ж подлючий пацан! до сих пор дрожь пробирает, как вспомню дохлого таракана, которого он как-то за ужином подбросил мне в тарелку!) и, наконец, сам Славка, давно выросший из всех кроватей — его укладывали спать на полу в комнате родителей. Там в торце был маленький чуланчик; на ночь дверца открывалась настежь — и бедняга получал редкую для себя возможность вытянуться в полный рост.