Происшествие в городе Т

– Ничего, бывает, а зовут меня Лука Лукич Сопиков, да там, на вывеске написано…

– Да не смотрел я на вывеску, потому что был уверен в том, что здесь живет Аким Акимыч Сеновалов!

– Что-то вроде как знакомая фамилия, – начал в свою очередь подвирать целовальник. Фамилию он эту не слышал, но ему стало интересно, за какими такими делами понадобился виноторговец этому, по всей видимости, ловкому малому.

– Может быть, вы его все-таки знаете? – В глазах гостя блеснул огонек надежды.

– Нет, так вот сразу я вам не скажу. Фамилия вроде знакомая, а вроде и нет. А он по какому такому делу вам нужен?

– По какому делу? – Чиновник особых поручений приценивающе посмотрел на кабатчика. – Да привез я ему вещицу одну…

– Что за вещица-то?

– Да вам это, наверное, без надобности, – отмахнулся Кочкин.

– Нет, мне интересно, что там другому-то торговому человеку понадобилось, может, и мне это сгодится! Да и вы, получится, не зря ехали…

У чиновника особых поручений Меркурия Фролыча Кочкина был огромнейший опыт общения с людьми, занимающимися винной торговлей. Он знал, что одно из самых трудных в жизни дел – это суметь разговорить кабатчика, получить от него какие-нибудь сведения, выпытать нужную информацию. Кабатчик хитер, подозрителен, изворотлив, с ним просто так не сладить. Его жизненный опыт огромен, потому что он черпает его из моря проходящих мимо прилавка людей. Но как и у всех прочих, так и у виноторговцев имеются слабости. Слабость, она вообще свойственна человеку, только вся хитрость заключается в том, что не всегда ее видно. Порой посмотришь на иного – монолит, глыба гранитная, не подступиться, бей его кувалдой – все нипочем. Тут у любого руки опустятся. А ты не торопись, кувалду отставь да посмотри внимательно. А вот она и трещинка-слабинка, легонечко так, долотцом, тюкни в нее раз-другой, глядишь, и раскололась глыба на несколько частей. Так-то!

Слабостью торговцев зеленым вином, как, впрочем, и любых других торговых людей, является выгода, вернее – стремление к ней. Все, что кабатчик ни делает, он делает или, по крайней мере, старается делать с выгодой для себя. Это его главная задача и цель жизни. А это его и губит. Потому что в погоне за выгодой он порой теряет здравый смысл, тупеет и, как глухарь на токовище, за чистую монету может принять любую обманку, все, что якобы сулит выгоду.

И вот Кочкин, зная про эту трещинку-слабинку, тюкнул в нее долотцом, в двух словах рассказал кабатчику о таких выгодах, что у того перехватило дыхание. Меркурий Фролыч врал легко и искусно: слова его лились свободно, как вода, были просты и доходчивы, а голос искреннее, чем у святого подвижника. И кабатчик верил ему – да и как не поверить, ведь гость говорил о том, что напрямую касалось целовальника. Он говорил о каком-то чудесном корешке, который у него с собой вот здесь, в саквояже… И если этот корешок даже не покрошить, а просто обмакнуть в питие, человек, выпивший это питие, хмелеет мгновенно и, более того, хочет еще, да и того мало, другого пить отказывается наотрез, сколько его ни уговаривай.

– А как корешок-то этот называется? – блестя глазами, спросил кабатчик.

– Называется он пьяный корень!

– Пьяный корень, это подумать только! Так его, значит, в водку обмакивать надо?

– Какая водка? – взвился Кочкин. – Никакой водки!

– А чего тоды?

– Чего тоды? Простая вода, вот чего. Простая вода! Желательно родниковая, но можно и из лужи, и эта вода становится как водка! Да нет! Вру! Она становится водкой! Слыхал, небось, про Кану Галилейскую? Вот тут почти что то же самое!

Целовальник судорожно кивнул. Последние слова Кочкина подкосили его. Он забыл обо всем, а тут еще чудесный гость достал из саквояжа, по которому в продолжение всего разговора похлопывал, что-то завернутое в тряпицу и развернул. Дурно пахнуло от лежавшего в ней кривого отросточка.

– Вот он – пьяный корень!

– И пахнет приятно, – потянул носом кабатчик.

– Aromatisch, – сказал Кочкин.

– Чего? – не понял целовальник.

– Воды давай.

Вода тотчас же появилась – полный чайный стакан. Кочкин осторожно двумя пальцами взял корешок, чуть отвернувшись от целовальника, проговорил какие-то похожие на заговор слова, после обмакнул в стакан и сразу же вынул.

– Готово, – сказал он громко и радостно.

В этот самый момент дверь кабака распахнулась, и какой-то нищий, калека перехожий, с порога прогундосил:

– Подайте Христа ради…

– Иди, иди отседова! – замахал на него руками кабатчик. – Не до тебя!

Но Кочкин остановил его, выразительно посмотрев на стакан и чуть скосив голову в сторону нищего.

– Давай, давай, заходи, – вмиг подобрел все смекнувший целовальник, – заходи, гостем будешь!

Резкая смена настроения кабатчика насторожила нищего, и он не тронулся с места, только пропищал:

– Подайте копеечку!

– Подходи сюда, подходи, – поманил его пальцем кабатчик, – мы всякому человеку, если он человек, конечно, рады. А помочь нуждающемуся, так это первейшее из дел. Сейчас я тебя накормлю, но вначале выпей для аппетита.