Происшествие в городе Т

– А я не к его превосходительству, я к вам! – тянет измененным, почти что женским голосом начальник сыскной.

– Ко мне? – удивляется Клюев и быстро поднимает голову. – Ах, это вы, господин полковник, прошу прощения, заработался! – Он делает доверительное лицо и шепотом сообщает фон Шпинне, что его превосходительство с утра не в духе. – Хлопнул дверью и заперся изнутри на два оборота, представляете!

У секретаря не очень приятное лицо, полное, румяное. Сам уж за тридцать лет шагнул, а еще не бреется, только и радости – пушок под носом да на подбородке с десяток гнутых волосин. Так и мучается губернаторский секретарь. За глаза его все называют бабой. Он знает об этом и злится, на всех злится. Обещает, в особенности когда бывает нетрезв: вот выйдет срок, состроит своим обидчикам козью морду. Что это за срок такой и в чем будет состоять эта козья морда, все теряются в догадках.

– На два оборота. А что, в этом есть какой-то смысл? – поинтересовался фон Шпинне.

– Конечно! – выдохнул секретарь и поделился с начальником сыскной прелюбопытнейшими наблюдениями. Как оказалось, опять же если верить словам Клюева, губернатор, будучи в приподнятом настроении, дверь в кабинет не закрывает вообще, оставляет ее распахнутой. – Ежели настроение у него туда-сюда, – секретарь выставил вперед пальцы правой руки и пошевелил ими в воздухе, – то дверь прикрывает, но запирать ни-ни. А вот если зол как черт, то на два оборота. Сегодня как раз два оборота! Но вас-то он примет, я сейчас постучу ему… – Клюев попытался встать, но фон Шпинне остановил его:

– Не торопитесь, господин Клюев, у меня к вам имеется несколько вопросов, если позволите…

– Да-да, я вас слушаю.

– Вам что-нибудь говорит имя – Марфа Миновна Лесавкина?

Клюев не ответил, он стал рыться в голове и пытаться вспомнить. Нет, не Марфу Миновну Лесавкину, а то, где мог проштрафиться. Вроде бы и негде. А вдруг? Времена-то нынче какие, еще вчера тут можно было ходить, а нынче всё, шабаш!

– Господин Клюев… – донеслось откуда-то издалека.

– Да, да!

– Вы слышите меня? Я спрашиваю, известна ли вам госпожа Лесавкина Марфа Миновна?

– Ну как же, как же, известна. Это вдова сахарозаводчика Лесавкина, богатющая, шельма, – сказал он и покраснел. Ведь не любил слов таких, не любил, даже побаивался. А все равно произносил, тайно надеясь, что прибавят они ему мужественности, той самой, которой природа недодала.

– Она была у вас здесь?

– Когда?

– Да когда-нибудь, не имеет значения когда. Ответьте, была или не была?

– Была!

– Она обращалась к вам с какой-нибудь просьбой?

– Обращалась.

– Замечательно, и что это была за просьба?

– Она просила передать Елене Павловне… ну вы понимаете, о ком я?

– Понимаю, дальше.

– Так вот, она просила передать Елене Павловне духи.

– Откуда вы знаете, что это были духи? Вы видели их?

– Нет. Она, то есть госпожа Лесавкина, сказала, что в свертке духи…

– А почему она вам это сказала? Вы, наверное, поинтересовались?

– Да что вы, что вы, – замахал руками секретарь. – Разве я могу. Да и мое какое дело, что там. Меня попросили передать, я передал. Госпожа Лесавкина сама сказала, передай, мол, Елене Павловне духи. А я нет, не спрашивал и привычки такой не имею.

– Зря, господин Клюев, не имеете такой привычки! – внезапно повысил голос фон Шпинне, отчего пугливый секретарь вжался в стул. – Это знаете как называется?

Клюев отрицательно замотал головой, а начальник сыскной нагнулся к нему и зло произнес:

– Преступная халатность и служебное несоответствие, вот как это называется! А если бы в этом свертке были не духи… – Фон Шпинне задумался и, не обращаясь ни к кому, произнес: – Да, это еще вопрос, духи ли там были? – И снова обратился к секретарю: – А, скажем, бомба? Вы газеты читаете?

– Читаю, иногда…

– Следовательно, не можете не знать, что в стране происходит. А если вы запамятовали, то я напомню. В стране идет охота на высокопоставленных лиц и членов их семей…

– Так то по столицам…

– По столицам? Вы, господин Клюев, плохо читаете газеты, а если и читаете, то, очевидно, исключительно легкомысленные рубрики. Мы с вами живем в эпоху террора, я надеюсь, вам известно значение этого слова. Убит херсонский губернатор, убит калужский губернатор, убит харьковский обер-полицмейстер… – Фон Шпинне принялся перечислять громкие убийства последних лет, загибая при этом длинные сухие пальцы.

– Но ведь госпожа Лесавкина…

– Бомбистом может быть любой, – отмахнулся Фома Фомич и, уставясь на Клюева своим страшным немигающим взглядом, добавил: – И вы, и я, кто угодно. Вы, когда Лесавкина ушла, сверток не разворачивали из любопытства? – После повышенного тона, рычания, нависания над жертвой Фома Фомич отпустил хватку и неожиданно для Клюева заговорил тихо, спокойно: – Так заглядывали в сверток-то?

– Нет, нет! – испуганно забормотал, затряс непослушной губой секретарь. – Как можно, а что, нужно было?

– Нужно ли было заглядывать в сверток? – двинул бровями фон Шпинне и расплылся в улыбке: – Нет, не нужно.

– Но мне показалось…