Происшествие в городе Т

– Раз и навсегда… – Губернатор фальшиво рассмеялся, пытаясь скрыть за этим смехом свою растерянность. «Слова фон Шпинне… Что это – лесть или же завуалированное под лесть утверждение, что он – граф Можайский – дурак? Конечно же лесть! – решил губернатор, глядя в глаза начальника сыскной. – Они мне все льстят, и этот тоже недалеко ушел. Строит тут из себя…» – Ну, так в чем же заключается ваша просьба?

– Моя просьба заключается в том, ваше превосходительство, чтобы вы позволили мне допросить Елену Павловну…

Улыбка, которая, казалось, навсегда прилипла к лицу графа, вначале застыла, потом, как дно высохшего пруда, пошла мелкой трещинкой. Он дернул щекой, и она осыпалась.

– Допросить мою жену? – Зевс, обратись к нему кто-нибудь с подобной просьбой, и тот, наверное, произнес это ласковее.

– Да, – просто ответил фон Шпинне, как будто речь шла не о жене Зевса, могущественной Гере, а, скажем, о его кухарке.

– Полковник, мне кажется, вы не знаете, что делать? Бродите впотьмах, вам там мерещится всякое, наверное, сны дурные видите? Ко мне не так давно доктор Викентьев заходил, капли от нервов прописал. Пью эти капли, знаете ли. И что удивительно, помогают. Я не особо врачам доверяюсь, а здесь вот доверился и не жалею. У вас, кстати, как с нервами? – Все это было сказано фальшиво-заботливым тоном.

– С нервами у меня все в порядке.

– Все в порядке? – И сразу крик: – Какой черт в порядке! При чем здесь моя жена?! Уж не думаете ли вы, что это она все организовала?

– Кто может знать…

– Объяснитесь! – Губернатор побагровел, оттянул ворот своего шитого золотом мундира. – И предупреждаю вас, полковник, если это шутка, то обещаю, вам не поздоровится! Я использую все свое влияние, чтобы…

– Да полно вам, Иван Аркадьевич, – довольно бесцеремонно прервал графа Фома Фомич, – до шуток ли нам теперь, вот взгляните! – Он поставил на колени принесенный портфель, открыл и вынул оттуда черную кружевную перчатку. – Узнаёте?

Дрожащей рукой губернатор потянулся через стол, взял перчатку; он даже не разглядывал, так она ему была знакома.

– Да, это перчатка Елены Павловны, но откуда она у вас? И запах ее духов…

– Перчатка пахнет духами Елены Павловны? – мягко перебил губернатора начальник сыскной.

– Да, это ее духи, – проговорил слабым голосом граф.

– А почему вы в этом так уверены?

– Я их сам ей подарил…

– А где вы их купили?

– В Санкт-Петербурге, в последнюю свою поездку. Полковник, достаточно о духах, скажите, откуда у вас эта перчатка?

– Если позволите, по порядку. На Торфяной улице есть несколько домов, принадлежащих, вы, наверное, знаете, купцу Пядникову. В одном из этих домов…

– Вы там ее нашли? – Губернатор расстегнул крючок и верхнюю пуговицу мундира, ему явно не хватало воздуха. – Отвечайте, полковник, вы там ее нашли?

– Минуточку терпения, ваше превосходительство, ведь я затем и пришел, чтобы все без утайки вам рассказать. Но если позволите, все по порядку.

– Хорошо, я слушаю.

– Так вот, в одном из этих домов несколько дней назад было совершенно убийство. Для подобных мест это, увы, не редкость. Убитый – некто Подкорытин…

– Подкорытин? Полковник, какой Подкорытин, какое отношение ко всему этому имеет моя жена?

– Темная личность, без определенных занятий. Квартирная хозяйка, тоже, надо заметить, штучка, уверяет, что нанимался на работу поденщиком. За квартиру в последнее время не вносил, из чего можно сделать вывод, что нуждался в деньгах…

– И что? – воскликнул снова начинающий терять терпение граф.

– Эта перчатка была обнаружена под его трупом! – быстро закончил фон Шпинне и, воспользовавшись тем, что губернатор находился в некотором оцепенении, добавил: – Жара, сами понимаете, вонь, но запах духов на удивление сохранился.

– Фу, какая гадость! – Граф бросил перчатку на пол, брезгливо посмотрел на свои раскрытые ладони и костяшкой указательного пальца нажал на вмонтированную в стол кнопку электрического звонка. Явился секретарь.

– Воды! – с истерическими нотками в голосе приказал граф.

– Простите, ваше превосходительство, какой воды?

– Руки вымыть! И еще, голубчик, заберите это и сожгите в печи! – Он указал в сторону лежащей на полу перчатки.

– Перчатку Елены Павловны?

– Вы откуда знаете, что это перчатка Елены Павловны? – оторопел граф.

– Видел у нее…

– Это хорошо, что у вас такая замечательная память… это хорошо, значит, вы не забудете ее сжечь.

– Э, нет, – вмешался Фома Фомич. – Это улика, ее уничтожать нельзя! – Он наклонился, подобрал перчатку и, не обращая внимания на перекошенное от омерзения лицо губернатора, спрятал в портфель.

– Несите, черт возьми, воду! – досадливо крикнул на своего застывшего в нерешительности секретаря граф.

Он мыл руки здесь, в кабинете, на глазах у фон Шпинне. Мыл с остервенением человека, одержимого модным, завезенным, как и все модное из Европы, гигиеническим бесом. Брызги мыльной воды летели повсюду, на паркет, на самого графа, на сливавшего ему из кувшина секретаря.

– Полотенце, где полотенце? – Губернатор держал руки над тазом, с пальцев стекала вода. – Все вот у вас так, живее несите полотенце!