Фома Фомич достал перчатку и предъявил графине. Елене Павловне, и это удивительно, понадобилось несколько больше времени для опознания своей собственной вещи. Впрочем, у фон Шпинне, неотрывно наблюдавшего за графиней, сложилось мнение, что она узнала перчатку сразу, но какое-то время раздумывала, объявлять ее своею или остеречься.
– Ну, так что?
– Это моя, но откуда она у вас?
– Стало быть, вы так и не хватились ее?
– Я уже говорила, что не веду учет! – воскликнула Елена Павловна и, затрудняясь, куда бы деть перчатку, просто уронила на пол. После, как бы невзначай, задела ее ногой и отшвырнула в противоположную от Фомы Фомича сторону.
«Ну и пусть!» – подумал фон Шпинне. Сам же, переведя взгляд на Елену Павловну, сказал:
– А нашли мы ее, вашу перчатку, на месте преступления.
Елена Павловна одарила Фому Фомича недоумевающим взглядом и, как показалось начальнику сыскной, в этом взгляде не было ни капли игры.
– Да, да, на месте преступления, – развел руками полковник, – что собственно и заставило меня прийти к вам. Мне неизвестно, знаете ли вы, но в Татаяре есть такое скверное место, где приличный человек даже средь белого дня не может появиться без риска быть ограбленным, а и того хуже – убитым! Называется это место Торфяная улица. Там когда-то проживали рабочие с торфоразработок. Торф уже давно не добывают, а улица осталась.
Дальше Фома Фомич понес какую-то околесицу, это называлось у него «подпустить туману». Он не упирался взглядом в свою собеседницу, как это принято у некоторых следователей. Напротив, куда он меньше всего смотрел, так это на Елену Павловну. Блуждал взором по гостиной, останавливал его в каком-нибудь неинтересном месте и пристально всматривался. Графиня следила за его взглядом и не понимала, куда он смотрит и зачем. А начальник сыскной уже смотрел в окно с таким видом, точно хотел там увидеть своего старого знакомого. Подавлял приступы зевоты, ерзал на стуле… В общем, всем своим видом выказывал желание поскорее покончить с делами и уйти. Но эти его якобы рассеянность и невнимательность не помешали фон Шпинне заметить, как вздрогнула графиня, как затвердело в маску ее красивое лицо после произнесенных им слов «Торфяная улица». Губернаторша не слушала начальника сыскной. Она думала о чем-то своем, и мысли ее, судя по всему, были нерадостны. Фома Фомич стал между тем хвастаться:
– Вы, Елена Павловна, я это вижу по вашим глазам, по вашему лицу, а я, уж поверьте мне, большой физиономист, стоит мне лишь только раз взглянуть на человека… вот по вашему лицу я читаю, что вы впервые слышите о Торфяной улице. Ведь так?
– На сей раз ваши познания в физиогномике, боюсь, вас подвели. Я слыхала о Торфяной улице. Краем уха.
– Тем проще мне будет объяснить, где мы нашли вашу перчатку, – обрадовался фон Шпинне.
– Вы меня неправильно поняли. Я всего лишь слыхала о Торфяной улице, а вот где она находится, мне, к счастью, неведомо.
– Означает ли это, что вы не желаете знать, где была обнаружена ваша перчатка?
– Ну… – У Елены Павловны, как и у всякой красивой женщины, когда она думает, на лбу пролегла одна неглубокая морщина, да и та при ближайшем рассмотрении оказалась всего лишь игрой света и тени. – Это даже интересно, рассказывайте. Хотя, – Елена Павловна часто-часто захлопала ресницами, – я не понимаю, какое это может иметь отношение ко мне?
– И я этого, увы, не понимаю. И никто не понимает! – стал заверять графиню во всеобщей непонятливости Фома Фомич. – И это повод разобраться в происходящем. Я, когда впервые узнал, что эта перчатка принадлежит вам… «Как? – сказал я сам себе. – Этого не может быть, это какая-то чудовищная ошибка! Вот побеседую с Еленой Павловной, и все станет на свои места…»
Наговорив еще кучу утомительных слов, фон Шпинне, наконец, вернулся к предмету разговора:
– Торфяная улица, о которой вы слыхали, место, конечно же, жуткое. Однако там, на Торфяной, есть несколько доходных домов, принадлежащих купцу Пядникову. В одном из этих страшных домов у квартирной хозяйки Ниговеловой не так давно был убит постоялец. Личность темная, фамилия не то Подкорягин, не то Подкорытин… словом, мелкий человечишко, черная косточка. Вы хотите знать, к чему я вам это все рассказываю? Извольте! Перчатка, вот та, которую вы узнали как свою, была обнаружена на месте убийства вышеупомянутого Подкорытина…
– А я-то здесь при чем? – воскликнула графиня.
– Да, разумеется, вы, уважаемая Елена Павловна, ни при чем. Но дело, благодаря этой самой перчатке, вашей перчатке, оборачивается так, что вы попадаете под подозрение…
– Какое подозрение?
– Под подозрение в убийстве этого самого Подкорытина! Смешно. Однако дело оборачивается так…
– Но…
– Так получается. Стало быть, вы утверждаете, что никогда на Торфяной не были?
– Да, я это утверждаю!