Производственная система России – полный вперед!

«А я не согласен. Я военный хирург и считаю, что надо искать способы применения ваших методов именно в боевой обстановке, потому что если в мирной, спокойной обстановке, даже имея потери и неэффективность, мы все равно можем спокойно найти какие-то решения, их компенсирующие, то в боевой обстановке, если не использовать эти методы, просто может произойти коллапс, и в этом смысле нет выбора».

Еще одно интересное наблюдение. Мы почувствовали, что у коллектива больницы № 119, где случилась известная (мы ее так назвали промеж себя) «Варфоломеевская ночь», не только у главврача, а у всех, кто был задействован в этом, есть какое-то тайное желание не разбирать эту ситуацию. Мы сначала не поняли почему, ведь все равно уже стране в программе «Время» показали эту ситуацию, она все равно известна. А потом оказалось, что все чувствуют себя в ней частично виноватыми и боятся, что начнут упрекать уже их.

В частности, главврач стал говорить: «Да, у меня стояло 70–80 машин скорой помощи в очереди, последние машины ждали 9 часов. Я, конечно, же мог высадить, как в N-й больнице города Москвы (не буду называть), и распределить по первому этажу, чтобы они сидели там, как сельди в бочке». Тоже показывали эти кадры по телевидению.

«Но ведь мы сейчас даже не знаем, сколько людей там перезаражалось в этой обстановке. Ведь в скорых есть больные не коронавирусом. А мы по крайней мере, пока они сидели в машинах, точно уберегли их, и они не заразились». «Конечно, вы правильно поступили, — говорили мы. — И вы не нуждаетесь в оправданиях».

Раздел 5. Наконец-то внутри «красной зоны»

— Стрельба из «синеглазок» — почему точность попадания безобразно низкая?

— Как «цифра» поможет воевать с коронавирусом?

— Зачем нужен встроенный контроль качества тем, кто принимает таблетки?

3 мая я и сам загремел в стационар с 45 %-ным поражением легких. Ну вот и случилось — я наконец-то сам внутри этой «красной зоны», куда мы никак не могли забраться. Не буду называть стационар, так как в целом благодарен, что персонал вытащил достаточно благополучно и меня, и супругу, и младшего сына, и тещу в 80 лет.

Но работа не прекращалась! Далее — некоторые наблюдения изнутри.

Противоречивые ощущения от первого дня: семь бумажек на входе, абсолютно повторяющиеся (фамилия, имя, отчество, адрес проживания). Более того, когда продвигался по входным процедурам через приемное отделение, еще порядка пяти-семи раз пришлось называть свою фамилию, дату рождения и, наверное, где-то адрес (см. фото на следующей странице).

Второе впечатление — полное отсутствие производственного планирования и контроля: то есть в палату (неизвестно в какое время) залетает врач один, потом (через какое-то время) врывается второй, потому что была пересменка. Время, в которое войдет первый и в которое войдет второй, неизвестно. В промежутках до 15–20 раз в сутки врывается без всякого предупреждения медперсонал (либо с таблетками, либо с обедами, либо с капельницами, либо с давлением, либо с температурой, либо с чем-то еще). Это чисто по-русски, и так везде.

Бесконечный процесс оформления бумаг в ковидное отделение

За пару месяцев до этого в паллиативном отделении, когда я был у В. Ф. Арженцова незадолго до его кончины, мы обратили с ним внимание, что совершенно отсутствует временной график, расписание для каждого пациента. Родственникам сложно ориентироваться с посещениями. Мы договорились тогда поэкспериментировать с этим, но… Владимир Федорович не успел.