Проходимец (сборник)

Вступив в моечное отделение, я некоторое время наблюдаю. Меня интересуют не голые мужики, а сама процедура. Моющийся берет себе маленький деревянный тазик и низенькую скамейку и усаживается возле индивидуального крана, снабженного также душем на гибком шланге. Тут же стоят шампуни и подобные средства. Люди моются долго и тщательно. Но, оказывается, это не самоцель. Кульминацией похода в онсен становится погружение в емкость с водой, проведенной сюда прямо из горячего источника. Бассейн достаточно большой – метров десять в длину. Со стороны озера стена полностью стеклянная – одно сплошное окно. Людей немного. Они, конечно, косятся на меня, но без особой неприязни. Некоторые негромко переговариваются. Большинство молча наслаждается целебной ванной.

Наконец погружаюсь в бассейн и я. Температура воды такая, что тело постепенно растворяется, как кусок сахара, – его контуры становятся все более размытыми, крошатся по краям и тают, пока, наконец, не исчезают совсем. И вот я сам уже просто вода: я могу принять какую угодно форму, но сам по себе не имею никакой.

Сидя по горло в теплом бассейне и глядя на синее зеркало озера, в котором льдинами плавают облака, я вдруг думаю, что было бы здорово просто взять и остаться здесь. Навсегда. Никуда больше не ездить. Не суетиться. Никому ничего не доказывать. Ни к чему не стремиться. Ни на что не надеяться. Просто остаться и жить, дыша покоем и волей. А что? Поселюсь в Суве, заведу большую лохматую собаку. Буду с ней гулять вокруг озера. Ко мне привыкнут. Я стану местной достопримечательностью. Выучу как следует язык и буду разбирать тексты периода Азучи-Момояма. Или, может, куплю параплан, научусь им управлять и буду совершать полеты – вместе с собакой, посадив ее в мешок. Наличие летающей собаки будет моим единственным источником гордости. В общем, найду себе красивое и бесполезное занятие. Это все, что я хочу. Правда. Что ж, по крайней мере, от комплекса провинциала я как-то незаметно избавился. А ведь как рвался когда-то поближе к центру, к цивилизации. Из районного городка в город побольше, потом еще побольше, потом в Москву, потом в Америку. А сейчас вот – мечтаю о тихой провинции, месте отдыха окрестных пенсионеров. Меняю Сан-Франциско на деревню Семисракино. Причем не обязательно японскую. Готов рассмотреть разные варианты. Вот, Уругвай, говорят, тоже хорошая страна.

Только есть одно «но» – деньги. Сколько их нужно, чтобы присоединиться к презренному классу рантье и до конца дней вести паразитическое существование? Миллионов шесть долларов должно хватить, с запасом. Да, не дура, совсем не дура губа моя. Хотя, что тут особенного? Зачем эта ирония? Разве такие деньги гребут суперэффективные люди, в то время как ведомые ими компании несут астрономических размеров убытки? Разве не воспаряют они, даже когда обсираются совершенно, на золотых парашютах такой величины, что ни их собственные ноги, ни ноги их правнуков никогда не коснутся земли? По сравнению с этим все, что мне надо, – сумма микроскопическая, просто ошибка округления. И потом, разве я не заслуживаю? Я же хороший человек, не злой, в меру умный, впечатлительный. И я очень устал. Я хочу покоя. Дайте мне его, господа эффективные люди. Дайте мне, как бегемоту, залечь в мою лужу, и я вас больше не потревожу, честное слово. Пожалуйста, ну что вам стоит! Не хотите? Жаль, очень жаль, господа. Тогда постарайтесь не оказаться между бегемотом и его лужей: это самое опасное место во всей Африке.

Глава XXI. Два самурая

Постояльцы рьйокана завтракают не спеша. Да и куда им спешить: они на пенсии. На столиках я тут и там вижу бутылки пива. Мне вспоминается плакат в каком-то баре: «Пиво – это гораздо больше, чем просто напиток к завтраку». Действительно, с утра выпил – день свободный. Но это сегодня не про меня. Я смотрю на часы. Пора.

В холле я сажусь на низенький диванчик. Через пару минут ко мне подходит невысокий лысоватый человек в таком же, как на мне, просторном одеянии и тапочках-зори. Я встаю.

– Эмото-сан? Здравствуйте. Павел Воронин. Очень рад с вами познакомиться, – правильно ли я кланяюсь с точки зрения этикета, я не знаю, но я стараюсь. Просьба зачесть.

– Здравствуйте. Я Эмото. Мне тоже очень приятно. Я вижу, вы вполне освоились, – улыбается Эмото, показывая на мой костюм. – Сегодня прекрасная погода. Вы не хотите прогуляться?

– С удовольствием.

Найдя в длинном строю ботинок и туфель свои и переобувшись, мы выходим на улицу. Воздух с утра необыкновенно свеж, будто его всю ночь стирали, а перед самым рассветом немного подержали в морозильнике. Ветра нет совсем. Синее стекло озера, сосны и горы в два ряда. Просто «Сувские дали», картина Шишкина. Или, как здесь называли бы этого замечательного художника, – Шисукина-сана.

Я пытаюсь представить, как мы с моим спутником смотримся со стороны в юкатах, и остаюсь доволен. Старый самурай и… давно уже не молодой.

Ясухиро Эмото говорит медленно, также, как идет.