Проклятая невеста

Раэн остановился, присматриваясь к чему-то, и решительно свернул правее. Теперь они все глубже забирались в заброшенную часть кладбища. Надгробья вокруг были замшелые и треснувшие, а то и вовсе поваленные, надписи на них стерло беспощадное время. Немногочисленные ухоженные участки перемежались зарослями сорной травы в человеческий рост. Халид вздрогнул, когда из густых кустов им наперерез метнулась горбатая тень, злобно сверкая глазами.

— Смотри-ка, гиена, — удивился чародей. — И как она здесь уцелела?

— Эти твари где угодно проживут, — буркнул Зеринге.

— Не скажи, — возразил Раэн. — Здесь водится кое-кто поопасней, а гиены не любят подобных соседей. Вот у этого дерева мы, пожалуй, и расположимся. — Он пригляделся к ближайшему надгробью на небольшой полянке. — Как ты думаешь, почтенный Рудас ир-Хаби, мир его праху, не обидится?

— Если и так, у себя в гробу пусть обижается сколько угодно, — хмыкнул Халид. — Лишь бы не вылез. Что нам делать на кладбище, да еще в такую пору? Пугать гиен?

— О, старое харузское кладбище — весьма интересное место. Скучать не придется, обещаю. А начнем мы, пожалуй, с ужина. — Раэн качнул корзину, в которой что-то негромко звякнуло, и мечтательно сообщил: — Хозяин «Черного льва» клялся счастьем внуков, что вино с этого виноградника подают к столу самого пресветлейшего шаха. И утку по-аккамски я давно собирался заказать, вот и выпал случай.

— Неплохо для скромного целителя, — усмехнулся Халид. — Неужели тебе так щедро платят за вырванные гнилые зубы и вскрытые чирьи?

— Ну ты и язва, Зеринге, — весело отозвался Раэн, поставив на землю драгоценную корзину и стаскивая в кучу толстые сухие ветки. — Впрочем, до единственного человека, на самом деле умеющего говорить мне гадости, тебе далеко.

— И кто же он?

Халид огляделся: вокруг было тихо и спокойно, как… Как на кладбище, вот именно. И пусть чародей улыбается и болтает, Зеринге уже знал этой легкой беззаботности истинную цену и решил, что в этот раз будет начеку, не позволив никакой нечисти задурить себе голову. А в болтовне, глядишь, и промелькнет что-то полезное, как золотая песчинка в пустой породе.

— Джейвик, мой старший брат, — отозвался Раэн, ломая ветки и складывая будущий костер. — Один из трех сыновей, появившихся у отца перед тем, как боги наказали его мной. Наши семьи… Долго объяснять, но дети у моего народа — величайшая ценность, а вот супружеские узы не слишком крепкие. Мы считаем, что нужно быть вместе только до тех пор, пока жива любовь, а если она уходит, расстаемся и ищем новую. У моего отца четверо сыновей от разных женщин, а теперь еще и две дочери — от пятой. Моя мать умерла, когда я был совсем маленьким… Но Джейвик никак не может мне простить, что отец оставил его мать ради моей.

Халид изумленно взглянул на целителя, пытаясь понять, что услышал. Иметь несколько жен или наложниц — в этом нет ничего странного. Так было у них в племени, да и в Харузе многие мужчины берут себе столько женщин, сколько позволяет мужская сила и толщина кошеля. Но расстаться с одной, потому что захотел другую, — что за глупость! И ладно бы женщина была бесплодна или с тайным пороком! А раз ты посеял семя, которое благодатно взошло, радуйся этому и чти жену, подарившую продолжение твоего рода. И если случилось так, что не хочешь больше брать ее на ложе, оставь в своем доме и позаботься, чтобы мать твоего ребенка ни в чем не нуждалась. Что за народ, где мужчина расстается с женами, оставляя себе только детей и не думая, что будет с их матерями?

— Ну вот, — продолжил Раэн, щелкнув пальцами над ветками, которые немедленно занялись огнем. — С двумя самыми старшими братьями я отлично лажу, зато третий считает святым долгом портить мне жизнь. И я ему за это несказанно благодарен…

Он поворошил ветки, подкинул еще немного хвороста и усмехнулся в ответ на удивление, которое Халид и не думал скрывать.

— Не понимаешь? Видишь ли, Зеринге, друзья могут скрасить жизнь и помочь в трудную минуту. Но враг, умный и непримиримый, знающий все твои слабые места, — это настоящий подарок судьбы. Рассказать историю?

— Давай, — согласился Халид, удобно устраиваясь возле костерка.

На старом кладбище Харузы, о котором ходило столько жутких сказок, он оказался впервые и сейчас настороженно прислушивался к себе, пытаясь отделить собственные чувства от чужих, похожих на дальнее эхо. Страха не было ни у него, ни у Раэна, насколько Зеринге мог понять. Зато ожидание опасности накатывало волнами, покалывало кожу, как студеная вода, ядовитой сороконожкой бегало по всему телу. Сев спиной к огню, чтобы пламя не слепило глаза, Халид вынул из корзины еду, разложив ее на полотенце, и принялся откупоривать бутылку. Раэн опустился напротив, отблески костра плясали в его бездонных зрачках.