Проклятие Гермеса Трисмегиста

Голышкин. Необходимо отправить его обратно. Иначе со временем он станет всесильным. И мы все умрем, один за другим.

Ольга. (Смущенно). Если так надо… Хорошо, я согласна на еще один спиритический сеанс. Думаю, и другие не откажутся. (Встревоженно). Но как вы себя чувствуете? Голова не болит?

Голышкин. (Не слушая ее). Нас слишком мало. За то время, пока я был без сознания, Гермес Трисмегист стал слишком могуч. Чтобы отправить его обратно помимо его воли, гексаграммы уже не достаточно. Необходимо соединение гексаграммы и пентаграммы. Микрокосма и Макрокосма, человеческого и божественного. Одиннадцатиконечная звезда является высшей целью любой истинной магии. Это утверждал еще великий Френсис Баретт в своей книге «Маг».

Ольга. Не соседей же звать! Нельзя ли обойтись теми, кто уже есть?

Голышкин. Число одиннадцать – это символ Великого Делания. Иначе ничего не выйдет.

Ольга. Тогда надо обратиться за помощью к Мышевскому. Ради спасения собственной жизни этот человек совершит невозможное.

Голышкин. Вы правы. Но меня он все равно не спасет. Я умру, как того хочет Гермес Трисмегист.

Ольга. Неужели вы верите в предсказание какого-то духа? Ведь и я могла ошибиться, записывая. Блюдце – такая ненадежная вещь!

Голышкин. (Мрачно и торжественно). Все сходится.

Ольга. Что сходится? Немедленно перестаньте изводить себя всякими домыслами!

Голышкин. Вы помните, что сказал Гермес Трисмегист?

Ольга. Еще бы! Каждое слово.

Голышкин. Он сказал: я хочу смерти того, чей отец умер, когда с вершины упал железный человек…

Ольга. Абракадабра какая-то!

Голышкин. Только не для меня. Мой отец, генерал Ударпят Родионович Голышкин, умер от разрыва сердца. Сразу после того, как в Москве мятежная толпа свергла с пьедестала памятник Дзержинскому, первому руководителю этого всесильного ведомства. Дзержинский был его кумиром. И он не пережил этого.

Ольга. Не сотвори себе кумира.

Голышкин. Все сходится. Я умру.

Ольга. Все мы смертны. И я тоже однажды…

Голышкин. Но Гермес Трисмегист назвал срок. «Не успеет земля одеть белый саван». То есть уже до наступления зимы.

Ольга. Сталвер Ударпятович!

Голышкин. Не утешайте меня, Оля! Я смирился с этой мыслью. А после того, что я сегодня услышал от Родиона… Своего родного, единственного сына, который был для меня смыслом жизни… Мне незачем жить. Я никому не нужен. Меня никто не любит.

Ольга. А если вы ошибаетесь?

Голышкин. Увы, это так!

Ольга. Но я точно знаю, что вы ошибаетесь.

Голышкин. И в чем же?

Ольга. В том, что вас никто не любит.

Голышкин. У вас есть доказательство обратного?

Ольга. (Подходит к нему). У меня есть только мое глупое женское сердце. И оно говорит мне, что любит вас.

Голышкин. Оля! Я не могу поверить!

Ольга. Я тоже. Может быть, испытать мое сердце на детекторе лжи? Или будет достаточно меня поцеловать? И если оно не забьется чаще, значит, оно лжет.

Голышкин. Оля!

Ольга. Не надо слов. Просто поцелуйте меня. А руку положите на мое сердце.

Голышкин целует Ольгу. В дверях появляется Родион. Некоторое время он наблюдает за происходящим, затем уходит. Входит Мышевский.

Мышевский. О, кажется, я некстати!

Ольга вскрикивает и убегает.

Голышкин. Хм-м… Видите ли, господин Мышевский…

Мышевский. Профессор, поздравляю вас! Увлечь такую женщину! Завидую и восхищаюсь!

Голышкин. Своим неожиданным появлением вы смутили Ольгу Алексеевну.

Мышевский. Прошу меня извинить, если я проявил бестактность.

Голышкин. Это был совершенно невинный поцелуй.

Мышевский. Мне так не показалось. Впрочем, если только с вашей стороны, профессор. Но тогда… Нехорошо играть чувствами бедной девушки!

Голышкин. Вы думаете… Ольга Алексеевна действительно питает ко мне какие-то чувства?

Мышевский. Без всякого сомнения. Да она и сама мне это говорила.

Голышкин. Неужели?

Мышевский. Бедная девушка страдает от неразделенной любви.

Голышкин. Страдает?

Мышевский. Еще как! Ей кажется, что она вам не пара, Сталвер Ударпятович. Ведь вы известный профессор, философ. А она простая медсестра из районной поликлиники.

Голышкин. Хм-м… Какая глупость! Любовь уравнивает всех.

Мышевский. Так вы ее любите, профессор?

Голышкин. Ольга Алексеевна – это подарок судьбы на закате моей жизни. Помните, как чудесно это выразил Фет? «О, как на склоне наших дней нежней мы любим и суеверней. Сияй, сияй прощальный свет любви последней, зари вечерней!»

Мышевский. (Меняя тон). И вы готовы принять этот подарок?

Голышкин. (Настороженно). А почему бы и нет?

Мышевский. Тогда подумайте вот над чем. Как долго Ольга Алексеевна выдержит в вашем крошечном пыльном мирке? Она умрет, как вольная птица в клетке.

Голышкин. Только не говорите мне о смерти! Ведь вы не забыли предсказание Гермеса Трисмегиста?

Мышевский. Тогда что вы теряете, профессор? Бросайте все – и уезжайте в кругосветное путешествие. Вместе с Ольгой Алексеевной. Эта обворожительная женщина превратит ваш закат в праздник.

Голышкин. (Задумчиво). В кругосветное путешествие?!