Проклятие или дар

В кухонной пристройке была боковая дверь в сад. Я могла отпереть ее и выскользнуть наружу. Впрочем, далеко мне не уйти, так как за высокими заборами (один из которых построен на остатках старинной стены) находятся соседские сады.

Эта идея не нравилась мне и по другим причинам.

Черт возьми, это мой дом, я не хочу бежать из него! Не говоря уже о том, что я чувствовала бы себя полной идиоткой, если бы меня застали при попытке перелезть в чужой сад только потому, что мне что-то там показалось. Именно такое дерьмо может навсегда погубить репутацию женщины.

Тем не менее я осторожно повернула ручку и обнаружила, что дверь не заперта.

Я знала, что передняя дверь была заперта – вернувшись домой, я отпирала ее. Окна в кухне были закрыты и заперты, и оттуда, где я стояла, было видно, что большое окно в гостиной тоже заперто.

Значит, посторонний мог проникнуть в дом только одним путем – через заднюю дверь, если утром я оставила ее незапертой.

Не зная ничего о тактике домушников, я все-таки предполагала, что, залезая в чужой дом, следует оставлять открытыми (или хотя бы не запертыми на засов) дверь или окно, через которое ты туда проник: для того, чтобы как можно быстрее сбежать, если хозяин вернется. Никто в такой ситуации не станет закрывать дверь.

Моя же была закрыта. Это позволяло надеяться, что злоумышленника уже нет в доме. Я немного успокоилась, на цыпочках прошла к лестнице, и стала прислушиваться. Слышно ничего не было, а я точно знала, что по деревянному полу верхних этажей невозможно пройти без оглушительного скрипа и треска – проклятые доски трещат по ночам, даже когда по ним никто не ходит. Особенно на третьем этаже.

– Эй, там, наверху!

Я затаила дыхание. Ничего. Абсолютная тишина.

И я с опаской начала обход: ванная и так называемся гостевая комната на первом этаже; спальня и гардеробная на следующем; и наконец, чердачок, куда вели целых пять ступенек. По словам предыдущего владельца, это помещение предназначалось для служанки. Для очень миниатюрной служанки.

Каморка была крошечной, и обычная женщина могла бы уснуть там, только свернувшись клубком. Встать во весь рост тоже было невозможно – подтверждение я получила накануне.

У меня наконец дошли руки разобрать несколько коробок с барахлом, купленным в благотворительных лавках, которые хранились наверху со дня моего приезда. Занимаясь этим, я случайно выпрямилась и ударилась лбом о старую пыльную балку. Удар был такой, что я рассекла кожу. Несколько капель крови упали на доски пола.

Я до сих пор вижу их след на полу, но в крошечной комнатке теперь царит порядок.

И в ней никого нет, как и во всех остальных комнатах.

Дом выглядел так же, как и утром, когда я покидала его – как логово двадцативосьмилетней работающей женщины, не совсем уж неряхи, но и не помешанной на чистоте. Все на месте, ничего не пропало, ничто не сдвинуто.

И никого.

Никого и не было, конечно. Ощущение, что в доме кто-то чужой, оказалось ошибкой.

Вот и все.

* * *

Я спустилась на первый этаж, раздумывая, чем заняться: включить телевизор (как я хотела сначала) или принять ванну и отправиться в постель, или сразу отправиться в постель с книжкой. Или с журналом. Я никак не могла выбрать.

А потом мне в голову пришло нечто другое.

Я покачала головой, подумала, что это глупость, но все равно устало отправилась на кухню. Заодно кое-что проверю. Снова включила чайник, чтобы выпить чаю перед сном (я решила, что уже поздно и можно не тратить полчаса на телевизор, a душ я приму утром, тем более, что сплю я одна).

И как только чайный пакетик очутился в чашке, я посмотрела на хлебницу.

Это был подарок матери в честь моего переезда в свой собственный дом. Хлебница была сделана в деревенском стиле и выглядела бы совершенно сказочно в сельской кухне рядом с кухонной плитой (которая есть у моей матери, и которую она хотела бы видеть и у меня в доме – как можно раньше, пожалуйста, и лучше в комплекте с умеренно нудным молодым человеком, который будет ездить отсюда на хорошо оплачиваемую работу в Сити, попутно стругая детей). В моем нынешнем жилище эта хлебница выглядит слишком большой.

На самом деле я не ем хлеба, во всяком случае, не часто, потому что меня от него пучит. Что-то наследственное, знаете ли. И поэтому я была уверена, что в хлебнице ничего нет, кроме крошек или окаменевшего круассана.

Тем не менее я решила заглянуть в нее.

Подняла крышку, почувствовала слабый запах старого хлеба. А потом взвизгнула и отпрыгнула.

Крышка хлебницы упала на стол с громким стуком. Не своим веря глазам, я заглянула внутрь, а потом осторожно протянула руку. Внутри хлебницы лежала записка:

«Очень красивая вещь. И ты тоже.»

* * *

Тут я должна вернуться в прошлое.