Проклятие Раду Красивого

Вдруг я услышал возле своего правого уха шёпот "тише, тише". Слова были турецкие. Ладонь, зажимавшая мне рот, куда-то исчезла, а затем тот человек, который схватил меня и тащил, вдруг ослабил хватку, рывком развернул меня к себе, и я увидел смуглое лицо. Белки глаз будто светились в темноте, а затем незнакомец улыбнулся, показывая ровные белые зубы.

Я напряг зрение и с сомнением произнёс:

— Гючлю? Ты?

— Не рад? — тихо спросил он, перестав улыбаться, и, пожалуй, в своих подозрениях оказался не так далёк от истины.

Я бы, в самом деле, предпочёл, чтобы на месте Гючлю оказался кто-то из людей Влада или даже сам Влад. К тому же я не понимал до конца, зачем этот турок явился ко мне... после всего, что случилось. Однако этой встречи я тоже желал.

Мне с трудом удавалось подобрать слова. Я прошептал:

— Гючлю... Я рад, но... думал, ты уже никогда не захочешь меня видеть. Ведь я открыл тебе правду.

— Это хорошо, — тихо проговорил Гючлю, снова улыбнувшись.

— Что? — мне показалось, что слух подводит меня. — Хорошо?

— Я такой же, как ты, — произнёс турок.

— Тебя влечёт к мужчинам?

— Да.

— Но я думал, что ты осуждаешь меня. Ведь ты ушёл.

— Ты поцеловал меня почти на виду у всех, — ответил турок. — Так нельзя.

— Прости.

— Ты слишком безрассудный, — продолжал Гючлю. — Я сначала думал, что ты совсем не опытен, и что для тебя это всё в первый раз.

— В первый? — моему удивлению не было предела. Мне никогда не думалось, что меня можно принять за новичка в таких делах. — Почему ты так подумал?

— Ты был безрассуден, — повторил Гючлю. — Так поступают только те, у кого в первый раз. Я думал, что ты не хочешь ничего скрывать.

— Не хочу скрывать? Но я ведь говорил тебе, чтобы ты спрятал мой подарок...

— Ты говорил правильно, но вёл себя глупо, — объяснил турок. — И я сомневался, надо ли мне связываться с тобой. Ты говорил "казнят-казнят", а сам делал всё, чтобы нас казнили. Я не хочу, чтобы меня казнили, поэтому ушёл.

— А почему вернулся?

— Я следил за тобой, и оказалось, что ты не таков, как я думал.

— Не глупец? — спросил я.

— Не новичок.

— Значит, я всё-таки глупец?

— Да. Потому что ты прямо не рассказал мне всё про султана.

Тут я опять удивился:

— Не рассказал? Я рассказал. И предупредил, что тебя казнят из-за меня.

Гючлю снова начал улыбаться:

— Ты говорил запутанно. Я понял это так, что султан очень не любит таких людей, как мы, и строго наказывает. Ведь по шариату мне и тебе положена смерть. Я думал, ты говоришь об этом. Но затем я проследил за тобой. Оказывается, всё наоборот. Султан сам такой, как мы.

— Тебя всё равно могут казнить из-за меня.

— Потому что я хочу сорвать любимый цветок султана? — Гючлю потянулся ко мне правой рукой и осторожно погладил по щеке, будто я, в самом деле, являлся цветком, чью красоту так легко смять.

— Ты не боишься султана? — мне даже не верилось. — Если ты сойдёшься со мной, это будет всё равно, что жить под сенью занесённого меча.

— Я уже так живу, — ответил турок. — С тех пор, как согрешил в первый раз, а это случилось давно.

Теперь его рука чуть прихватила меня за подбородок, и это напомнило мне нечто другое. Стебель розы покрыт шипами, поэтому тот, кто хочет приблизить её к себе и вдохнуть аромат, берётся за стебель под самыми лепестками. Если бы у розы был подбородок, то он располагался бы именно там.

— Таких, как я, по закону положено казнить, — меж тем говорил Гючлю. — Так не всё ли равно, кто меня казнит — султан или не султан?

— Ты согласен рискнуть головой?

— А ты хочешь быть сорванным, цветочек? — спросил Гючлю и большим пальцем всё той же руки провёл по моим губам.

— Да, — прошептал я.

Мне думалось, что Гючлю сейчас меня поцелует. Я сам готов был ринуться навстречу ему, но турок только усмехнулся:

— Ты слишком безрассудный. Не здесь.

— А где?

— Иди в свой шатёр и скажи слуге, который всё время спит перед входом, чтобы лёг подальше.

— Так вот, почему ты раньше не приходил? Из-за слуги?

— И из-за него тоже. Залезай в шатёр и погаси светильник, который внутри. После этого я приду к тебе в гости, пролезу под полотнищем шатра с северной стороны.

— Хорошо.

Я вышел из тёмного "проулка", как ни в чём не бывало, а ведь отсутствовал, наверное, почти четверть часа.

— Господин, где ты был? — спросили слуги.

— Ходил по нужде, — ответил я небрежно и направился в свой шатёр.

Уже просунув голову внутрь, я вдруг вылез и обернулся к слуге, который обычно ложился возле входа, охраняя мой сон:

— Давно хотел тебе сказать. С этой ночи ложись подальше. Хотя бы шагах в десяти. Ты так храпишь, что мне всё время тебя слышно.

В моём шатре на столике горела масляная лампа. Я никогда не задумывался об этом прежде, но, наверное, полотняные стены были достаточно тонкие, чтобы просвечивать. Значит, пока она горела, мои слуги, находясь снаружи, могли по количеству теней судить, сколько людей находятся в шатре — один или не один. Возможно, Гючлю сейчас видел мою тёмную тень.