Проклятие Раду Красивого

Даже Мехмед уже начал удивляться, почему у меня нет страха, а я лишь пожимал плечами:

— Не знаю, повелитель.

Все вокруг боялись встретиться с Владом, а я жаждал с ним встретиться и поэтому во всякий день вместе со своими четырьмя тысячами конников ехал впереди войска. Мы удалялись от основной армии довольно далеко, потому что разведывали, что делается впереди, а заодно подыскивали для турецкой армии новое место для стоянки.

Однажды, когда я вернулся и доложил, что удобное место для нового лагеря найдено, султан, как обычно, ехавший на гнедом жеребце в плотном окружении своей конной охраны, сказал:

— Ты отважен, Раду, но смотри, во время разъездов не попадись своему брату.

— А если вдруг попадусь, это будет очень плохо? — спросил я. — Тогда война потеряет смысл?

— Разумеется, нет, — ответил Мехмед. — Война продолжится, и я найду способ вызволить тебя. Главное, чтобы твой брат тебя не убил.

— А если убьёт, война закончится?

— Нет, она не закончится даже в этом случае, ведь мне потребуется за тебя отомстить. И всё же поберегись.

— Я поберегусь, повелитель.

* * *

Иногда я начинал проявлять недовольство действиями моего брата, потому что Влад своими ночными налётами не давал спать султану, а султан не давал спать мне. С тех пор, как мы переправились через Дунай, Мехмед требовал меня к себе в шатёр каждую ночь.

Когда истекла пятая по счёту, я начал удивляться, а после шестой — мысленно стенать. За все одиннадцать лет, что мне пришлось прожить рядом с султаном, он никогда не проводил со мной шесть ночей подряд. И хорошо, что не проводил! Меня бы такое внимание слишком утомило, даже если бы мы находились не на войне. А теперь, когда день проходил в седле, а ночь не давала отдыха, я почувствовал себя измотанным!

При этом султан не казался полным страсти, пусть на ложе он и говорил о предстоящей разлуке. Страсти не было! Мехмед просто не давал мне спать!

Конечно, султан делал со мной то, что делал всегда, но не потому, что так уж стремился владеть мной, а потому, что не хотел по ночам оставаться в одиночестве. Он чувствовал себя спокойнее, видя рядом кого-то знакомого, и я служил ему для успокоения. Соитие стало лишь предлогом, чтобы положить меня под бок, а мне оставалось стенать: "Ну, найди себе другую сторожевую собаку! Неужели, нет никого, кто справился бы с этой нехитрой обязанностью!?"

Повелеть слугам лечь вокруг кровати Мехмед не мог, потому что не желал показывать им своего страха. Султан даже мне не признавался, зачем на самом деле зовёт, однако всё очень скоро стало очевидным, ведь из ночи в ночь повторялось одно и то же.

Первые два часа проходили в утехах, но когда я, считая свой долг выполненным, проваливался в сон, то вскоре просыпался, потому что султан испуганно вскакивал. Ближе к полуночи он становился беспокойным, начиная ждать, когда мой брат нападёт на лагерь. В это время Мехмеда мог разбудить каждый шорох, а мало ли шорохов в ночи!

"О, этому храбрецу опять что-то почудилось!" — недовольно думал я, с трудом разлепляя глаза, ведь когда твой господин объят страхом, то спать никак нельзя. Это непочтительно.

Султана приходилось успокаивать, а он изводил меня вопросами:

— Ты слышал такой подозрительный звук? Слышал?

— Всё хорошо, повелитель, — отвечал я. — У тебя надёжная охрана, да и я буду защищать тебя, если понадобится. Вон моя сабля лежит на ковре, и я умею с ней обращаться. Успокойся и усни.

Мехмед, наверное, полагал, что ночью может явиться подосланный убийца, и что этого убийцу следует ждать после полуночи. Я считал такие страхи глупостью, но спорить с султаном казалось бесполезно, и это всё сильнее раздражало меня, а поскольку досаду следовало скрывать, вместо неё выказывая заботу и внимание, то раздражение очень скоро уступило место настоящей злости.

Тогда-то я и придумал способ безнаказанно мстить, когда Мехмед в очередной раз разбудил меня. Если раньше я пытался его убаюкать ласковыми словами и призывал уснуть, то теперь призвал снова предаться утехам.

Мехмед рассердился, назвал меня глупцом, сказал, что я "только об одном и думаю", но я, несмотря ни на что продолжал свои ласки, с затаённой улыбкой наблюдая, как султан мучается, разрываясь между страхом и желанием.

— Тебе нечего бояться, повелитель, — произнёс я елейным голосом, а сам вдруг взглянул куда-то в сторону, притворяясь, будто заметил что-то.

Султан вздрогнул:

— Что? Что там?

— Ничего, повелитель. Мне показалось.

Страх мешал Мехмеду отдаться на волю чувств, которые я умело подогревал, и чем сильнее были чувства, подогреваемые мной, тем сильнее был страх. Султану казалось, что именно в то мгновение, когда он забудется, отведёт взгляд от входа в опочивальню, явится убийца. Убийцей мог оказаться даже мой брат собственной персоной!

Конечно, султан не признавался мне в этом, но я читал всё на его лице и вдруг сам начал думать: "А если бы Влад оказался в шатре вот сейчас?"