И так всю жизнь – немного счастья в Кальмаре, немного в Новгороде, немного в Виттенберге и самую малость в Дерпте. Раз, два, три, Иоганн даже загибал пальцы, но на четвертом споткнулся – стоит ли его трогать? Здесь, в Дерпте зашатался весь мир. Веттерман испытал было облегчение, что война короля Густава с великим князем Иоанном завершилась и обошла стороной сына, хотя он и служил подле самой границы и даже сидел в крепости во время осады Выборга, который Божьей волей московитам взять не удалось. Облегчение обернулось новым испытанием, которое предстояло пережить теперь ему вместе с юной дочерью. Ливонский орден окончательно рухнул, несколько раз тщетно пытаясь обмануть великого князя Иоанна, мороча ему голову с возвратом долга или, как его называют русские – «дани». Справедлив ли был долг или надуман, Веттерману не хотелось вникать в тонкости политики, которую вели Орден и каждый его епископ в отдельности, включая и дерптского. Их старый епископ, Иодукус фон дер Рекке, выгодно продал место другому - Герману Везелю, бывшему аббату Фалькенауского монастыря, и укатил в свою любимую Вестфалию. Заботы высшего духовенства лишь о своем насущном и будущем были известны настоятелю собора Св. Иоанна, поэтому он отдавал себя всего служению Господу, моля Его о милости ко всем, заботился, как мог о пастве прихода и, конечно, о своей ненаглядной Элизабет. Нужно было торопиться, ведь он уже старик. Сколько ему еще отпущено? О продлении своего века он ежедневно просил Господа, одновременно стыдясь и каясь в грехе, что он, пастор и настоятель собора осмеливается обращаться к Нему с личным прошением, оправдываясь юностью и беспомощностью дочери.
Но беда уже стояла у городских ворот, била тараном в окованные металлом створки. Абсолютная близорукость в политике, торг Ордена сразу с тремя государями, с одним из которых, все напоминало забаву с огнем посреди рассыпанного сухого пороха. Вот и полыхнуло, вот и взорвалось. Царь Иоанн начал войну. С кем? Да со всеми разом. С Орденом, который бросился наутек, с городскими ландскнехтами, не получившими вовремя жалование и разбежавшимися по окрестным мызам, со шведами, сторону которых держали некоторые из бюргеров в надежде, что те придут и спасут. Шведы на помощь не спешили, тем более, что старый король Густав умер, а вступивший на престол его сын Эрик недолго пребывал в ссоре с московитами, предпочитая худой, но мир доброй ссоре. Хотя, почему худой? Рассказывали, что московиты со шведами довольно обстоятельно обо всем договорились, обозначили границы притязаний, объявили свободу торговли. Да и в этом конфликте был больше замешан не новый король Швеции, а его сводный брат Юхан, герцог Финляндский, интриговавший с ревельским магистратом, Орденом и Польшей, особенно с последней через свою жену-католичку, родную сестру польского короля. Тем самым Юхан умудрился влезть в ливонско-московитские дела без ведома брата-короля, что Эрик расценил, как мятеж и сместил своевольного братца, высадил войско в Финляндии, взял штурмом герцогскую резиденцию и даже, по слухам, заточил его вместе с горделивой полячкой в одном из замков. А Польша тоже не торопилась воевать с Московией, зато была щедра на обещания. Доспехи былой славы Ордена съела ржа, они рассыпались при попытках растолстевшего от праздности и сытости рыцарства надеть на себя. Пара ударов кривых московитских сабель довершили разгром.
Заигрывание с Москвой дерптского епископа привело под стены города чужое войско. Магистр Ордена, видимо последняя надежда Германа II Визеля , обманул, да и сил у него не оставалось, чтобы идти на выручку. Дворяне-рыцари сбежали из своих замков перед грозной и огромной армией московитов, оставив Дерпт в одиночестве. Кое-кто умудрился сбежать и из города, бросив дома, имущество на произвол судьбы. Что оставалось ждать оставшимся горожанам? Все только и твердили о вероломстве великого князя и его воевод, о незнающей никакой жалости и пощады ни к кому рати, особенно, ее татарских отрядах. Обложившая город армия воеводы Петра Шуйского неторопливо возвела земляные валы, высотой сравнимые с городскими стенами, установила артиллерию и начала неторопливый обстрел. Все готовились к худшему, что только может представить человеческое воображение, вплоть до избиения и поедания младенцев. Улицы, дома, площади Дерпта наполнились стенаниями и слезами. Люди почти постоянно находились в храмах или рядом с ними, надеясь, что Божьи стены и бесконечные молитвы, возносимые к Господу спасут их. Вынужденный находится все время с паствой, Веттерман велел и дочери переселится к нему в собор и делил с ней небольшую ризницу. Ту самую, где когда-то он сидел и разговаривал с Андерсом. Элизабет только исполнилось восемнадцать, она расцвела, как молодая роза во всем благоухании юной красоты, поэтому показываться на улицах города, куда вот-вот ворвутся жаждущие крови и женского тела московиты было строго настрого запрещено:
- И этот вопрос мы обсуждать не будем! – Строго выговорил ей отец.