Тронулись дальше. Встреча со странным разбойным атаманом, прекрасно владевшим шведским языком и знавшем Андерса, конечно, потрясла Иоганна до глубины души, но он решил вернуться к ней позже, (ибо кроме собственного сына никто прояснить ему ничего не смог бы), а пока продолжил свои собственные размышления, прерванные столь ужасными событиями.
Он всю жизнь стремился понять существует ли кроме Веры еще какая-то исходная точка, с которой можно обозреть весь мир цельным и нерушимым. И не находил. Неужели вся его жизнь, это сплошные обломки корабля, нет, ковчега, который развалился, едва корма коснулась воды, а весь корпус от самого носа находился еще на стапеле. А после он только и стремился к тому, чтобы собрать плавающие обломки, скрепить, стянуть их канатами, но они расплетались или пенька оказывалась прогнившей, и собранный невероятными усилиями ковчег вновь разваливался, вынуждая повторять все сначала. Как сказал Господь: «Я поставлю завет Мой, и войдешь ты, и сыновья твои, и жена твоя, и жены сынов твоих с тобою… ибо увидел тебя Я праведным предо мною…» . Видно, не был я праведным до конца, да и мог ли я, грешный сын человеческий даже думать о собственной праведности, ибо это грех гордыни и за него я был всегда наказан. Но ведь грешно рассуждать и о том, что не было в его жизни времен, когда он блаженствовал душой, когда, казалось, все проблемы разрешались, и ни чьей-нибудь, а Господней волей – он был уверен в этом абсолютно и благодарил Творца за выпадающее ему счастье. Именно, лишь казалось, теперь-то уж канаты прочны, корпус крепок и ему не страшны моря с их штормами, ветрами, бурями, ураганами.
Но все хорошее завершалось очередным крушением, которое нужно было пережить, залатать дыры в сердце и душе, и вновь попытаться обрести остойчивость.
Он встретил и полюбил Агнес, он потерял ее. Тщетные поиски привели лишь к известию о смерти исчезнувшей любимой женщины, которое звучало правдоподобно и не вызывало сомнений. Зато он узнал, что у него есть сын. Не стесняясь слез потери, Иоганн устремился на поиски сына и обрел его в Божьем храме Стокгольма. Боль об утрате Агнес не утихала, самыми страшными для него стали ночи, ибо днем он врачевал свою душу радостью общения с сыном, ночью спасался молитвами.
Потом Агнес воскресла из мертвых. Или Он оживил ее, через неугасающую любовь Веттермана и помог излечить физические увечья. Но страдание осталось. Теперь им стала нескрываемая неприязнь взрослого сына к собственной матери. Потом роковая встреча в Штральзунде, ужасная сцена казни Сесиль, тяжелая болезнь жены и вновь… счастье – ее выздоровление, беременность, смягчение отношений с Андерсом. Хотя, чего греха таить, возможно, умница сынок, зная о предстоящем расставании, (ведь ему надлежало оставаться и учиться в Виттенберге, а родители направлялись в Дерпт), искусно разыграл их всех, оберегая его – отца. Все может быть…
Но счастье рождения дочери, прекрасный дом, замечательный собор, где Иоганн получил кафедру, омрачились внезапным безразличием Агнес к собственному дитя, погружением только родившей ребенка женщины в какие-то ведомые лишь ей самой воспоминания. К всему добавилась проснувшаяся тяга к вину и прочему, о чем даже и вспоминать не хотелось, тому, что считал Веттерман оставшимся в прошлом, умершем вместе с той, которую звали Илва, когда он узнал о ее смерти в Море.
Итог – радость неожиданного приезда сына, омраченная нелепой и страшной смертью Агнес, задавленной телегой с рыбой. Бедная Элизабет, ей было всего семь, но она словно не заметила исчезновения матери… Андерс уехал, Элизабет осталась с отцом. Их семейную жизнь в Дерпте не назовешь полноценной и счастливой…