Проклятие Шалиона

– Все это слишком поспешно. Слишком! Согласен, твои доводы очень убедительны. Скажу больше – несколько лет назад Лис закидывал насчет тебя удочку. Не помню, в связи с которым из своих сыновей, но наши отношения прервались из-за войны в Южной Ибре. Так что никакого соглашения мы не достигли. Так бывает. Бывает и хуже. Моя несчастная мать, принцесса Браджара, была помолвлена пять раз, пока не вышла замуж за короля Иаса. Так что наберись терпения, успокойся и жди более подходящих времен.

– Я думаю, сейчас как раз самое подходящее время. Я хочу, чтобы вы приняли решение, объявили о нем и свято его придерживались. И сделать это нужно до того, как вернется канцлер ди Джиронал.

– Кстати! Есть еще одно важное обстоятельство. Я не могу предпринять столь важный шаг, не посоветовавшись с лордами и особенно с канцлером.

– Но когда вы собирались выдать меня за Дондо, вы не советовались с лордами! Странно! Вы как будто боитесь что-либо сделать без одобрения ди Джиронала. Непонятно, кто у нас король – Орико ди Шалион или Марту ди Джиронал?

– Я… я… я подумаю о твоих словах, дорогая сестра, – произнес Орико, слабым взмахом руки давая пришедшим понять, что аудиенция закончена.

Изелль несколько моментов жгла брата огнем своих глаз, отчего он, казалось, весь сморщился и сплющился, после чего кивнула и сказала:

– Да, подумайте о моей просьбе, милорд. Я приду за ответом завтра.

Было ли это обещанием или угрозой – непонятно, но, отвесив реверанс королю и королеве, принцесса ретировалась, сопровождаемая Бетрис и Кэсерилом.

– Завтра, а потом послезавтра, и так – без конца? – спросил Кэсерил негромко, едва поспевая за Изелль, которая яростно шуршала юбками, двигаясь к выходу из башни.

– Каждый день, пока Орико не сдастся, – ответила принцесса сквозь зубы. – Готовьтесь к долгой борьбе, Кэсерил.

Безрадостный желтоватый свет пробился сквозь низко повисшие облака, когда Кэсерил вышел из замка и отправился в конюшни, завернувшись поплотнее в расшитый шерстяной плащ и по-черепашьи спрятав голову в плечи. Дул сильный холодный ветер, и когда Кэсерил открыл рот и выдохнул, перед его лицом образовалось облачко тумана. Он несколько раз дунул таким образом в сопровождавших его призраков – в свете зимнего солнца те были почти невидимы, но упрямо тащились вслед за ним – куда он, туда и они! Мороз украсил камни двора белым инеем. Отодвинув тяжелую дверь зверинца ровно настолько, чтобы протиснуться внутрь, он вошел и тут же закрыл вход. Несколько мгновений он стоял, дожидаясь, пока глаза его не привыкнут к темноте, вдыхая сладкую пыль сена.

Грум с отсеченными большими пальцами отставил кадушку, с которой возился, поспешил навстречу и, поклонившись, принялся издавать приветственное мычание.

– Я пришел повидаться с Умегатом, – сказал ему Кэсерил. Безъязыкий поклонился еще раз и кивком головы пригласил пройти внутрь зверинца. Прекрасные животные прижались к передним прутьям своих клеток, шумно вдыхая воздух, а песчаные лисицы, когда он проходил мимо их вольера, возбужденно запрыгали и залаяли тоненькими голосами.

В дальнем конце коридора находилось сложенное из камня просторное помещение, где когда-то хранили сбрую. Теперь же в этой комнате работали и отдыхали слуги, приписанные к зверинцу. В камине весело горели дрова, прогоняя холод и сырость, и легкий запах дыма смешивался с ароматами кожи, полировочных средств и мыла. Шерстяные подушки, лежавшие на стульях, на один из которых указал Кэсерилу грум, были потерты и изрядно выцвели, а старый рабочий стол носил на себе следы долгой трудовой жизни в виде пятен и царапин. Но пол был выметен, окна, по одному с каждой стороны камина, чисто вымыты, а свинцовые профили, в которые было впаяно стекло, тщательно отполированы. Безъязыкий произнес что-то на своем мычащем языке и вышел.

Через несколько минут, вытирая руки полотенцем и оправляя плащ, вошел Умегат.

– Добро пожаловать, милорд! – негромко сказал он.

Кэсерил вдруг смутился: каким этикетом руководствоваться в общении с Умегатом? Кто он Умегату? Кто ему Умегат? Слуга или господин? Есть ли правила, регулирующие отношения святого и простого секретаря, если святой при этом – грум, работающий в зверинце, а секретарь – благородный лорд? Поэтому Кэсерил, найдя компромисс, низко поклонился, но зада при этом от стула не оторвал:

– Умегат!

Тот закрыл дверь, справедливо полагая, что разговор будет не для посторонних. Кэсерил склонился через стол, сцепив ладони, и заговорил торопливо и беспокойно – так пациент говорит врачу о своих заботах.

– Вы видите призраков, – сказал он. – А слышите ли вы их?

– Как правило, нет, – ответил грум-святой. – А вы? – Умегат взял стул и сел бок о бок с Кэсерилом.

– Этих – не слышу, – ответил Кэсерил и ладонью отбросил самого назойливого из своих провожатых, который все-таки прорвался за ним в зверинец. Умегат махнул на паршивца полотенцем, и призрак в панике исчез в каменной стене.

– А Дондо – слышу, – закончил фразу Кэсерил.

И описал свои ночные переживания.

– Мне казалось, он пытается вырваться, – объяснял Кэсерил причину своих страхов.

И спросил: