– Вы имеете большое влияние на принцессу Изелль, – с горечью в голосе произнес канцлер. – Думаете, я не знаю, кто виновен в том, что она так горда и заносчива? Я не уверен, что знаю о причинах ее столь сильной к вам привязанности, но я намерен разрубить эту связь.
– Да, – произнес Кэсерил, зловеще улыбаясь. – Рубить вы мастер. Ди Жоал вчера уже попытался сыграть роль вашего кинжала. В следующий раз он хорошенько подумает, служить ли вам или поберечь свою жалкую жизнь. Не тот он игрок!
Глаза ди Джиронала гневно сверкнули. Он все понял. Какой смысл скрывать враждебность, которую они чувствовали друг к другу? Чтобы взять себя в руки, Кэсерил глубоко вздохнул.
– В любом случае, никакой особой тайны в этом деле нет. Тейдес говорит, что нападение на зверинец планировал вместе с ним ваш любезный братец Дондо.
Ди Джиронал отшатнулся. Глаза его расширились и, казалось, готовы были вылезти из орбит. Он совсем не ожидал услышать то, что сообщил Кэсерил.
Тот между тем продолжал:
– Но что я больше всего хочу узнать – а вам это должно быть известно лучше, чем кому-либо другому, – так это то, был ли осведомлен
– А вы? Вы об этом осведомлены?
– Теперь об этом известно всей Зангре. Орико ослеп и упал с кресла ровно в тот момент, когда умирали его звери. Сара со служанками уложили короля в постель и послали в Храм за врачом.
Произнеся это, Кэсерил избежал новых вопросов и умело перенаправил внимание канцлера: ди Джиронал побледнел, резко развернулся и поспешил в замок. Про Умегата он ничего не спросил, отметил про себя Кэсерил. Ясно было, что канцлер знал о том, какую роль в жизни короля играл зверинец. Но знал ли он, каким образом зверинец исполнял свою роль?
Кэсерил покачал головой и, развернувшись, отправился в город – еще одна прогулка, на которую у него едва оставалось сил.
Кардегосская больница Храма Материнского Милосердия представляла собой довольно бестолковое в архитектурном отношении здание, бывшее некогда жилым особняком и переданное Храму в дар набожной вдовой. Больница стояла за приделом Матери, на соседней с ним улице. Кэсерилу удалось быстро найти Умегата в лабиринте коридоров и галерей, разбегавшихся от входа в особняк – перед закрытой дверью комнаты, где лежал рокнариец, на страже стояли братья ди Гура. Отдав Кэсерилу честь, они пропустили его внутрь.
Там седовласая женщина в зеленом платье храмового врача склонилась над Умегатом и накладывала шов на скальп лежащего без сознания грума-святого. Ей помогала средних лет приземистая женщина, тоже в зеленом платье, окруженная сияющей легкой аурой – ее Кэсерил видел даже с закрытыми глазами. Здесь же в комнате находился и архиепископ Кардегосский в своих пятицветных одеждах. Сложив руки на груди, у стены стоял Палли. Увидев Кэсерила, он выпрямился и просиял лицом.
– Как тут дела? – негромко спросил Кэсерил, обращаясь к Палли.
– Бедняга все еще без сознания, – прошептал тот в ответ. – Приличную оплеуху получил, надо думать. А как ты?
Кэсерил принялся рассказывать про неожиданную болезнь Орико. Услышав это, к ним придвинулся и стал вслушиваться в слова Кэсерила архиепископ. Обернулась и врач.
– Разве вам про это не рассказали? – спросил Кэсерил Менденаля.
– Рассказали, – ответил архиепископ. – И я отправлюсь с врачами в Зангру, как только смогу.
Если врачу и показалось странным, что для архиепископа судьба раненого грума интереснее и важнее судьбы больного короля, то она выказала это, лишь легко приподняв брови. Наконец, наложив последний стежок, она опустила салфетку в миску с водой и смыла корки засохшей крови с выбритого черепа Умегата. Вытерев руки, она заглянула под веки рокнарийца, проверив состояние его зрачков, и выпрямилась. Храмовая повитуха, проворно орудуя у изголовья раненого, привела все в порядок.
Архиепископ стоял перед ней, нервно сжимая руки.
– Ну как? – спросил он врача.
– Как я поняла, череп не разбит. Я оставила рану неприкрытой, чтобы можно было наблюдать – не случится ли воспаления. Пока он не очнется, сказать что-либо определенное трудно. Единственное, что можно сейчас сделать, – это укрыть его и ждать, когда придет в себя.
– И когда это случится?
Врач с сомнением посмотрела на пациента. Посмотрел и Кэсерил. Вряд ли аккуратисту и щеголю Умегату понравилось бы то, в каком состоянии он сейчас пребывал, – помятый, с разлохмаченной прической. Некогда золотистая кожа на лице по-прежнему сохраняла землистый оттенок и была похожа на серую тряпку. Дышал он с хрипотцой.
– Не скажу наверняка, – ответила архиепископу врач, подтверждая диагноз Кэсерила.
– Тогда вы можете идти. За ним будет ухаживать наша повитуха.
– Да, ваше преосвященство.
Врач поклонилась и, повернувшись к повитухе, проговорила:
– Пошлите за мной сразу, если очнется, если поднимется температура или начнутся судороги.
И она собрала свои инструменты.