Проклятие Шалиона

И две юные дамы, усталые и несчастные, оделись и спустились в переполненную людьми гостиную принца. Приехал и канцлер ди Джиронал, которого вызвали из его городского дворца.

Ди Джиронал, увидев Кэсерила, нахмурился. Поклонившись Изелль, канцлер проговорил:

– Принцесса! Эти комнаты скорби – не лучшее для вас место.

И бросил взгляд на Кэсерила. Тот прочел в этом взгляде: и для вас.

Изелль прищурилась, но ответила спокойно и с достоинством:

– Никто из присутствующих не имеет больше прав быть здесь, чем я. И больше обязанностей.

И после паузы добавила:

– Кроме того, я должна буду свидетельствовать перед своей матерью, вдовствующей королевой!

Канцлер сделал вдох, но промолчал. В конце концов, он может без ущерба для себя перенести эту битву на более позднее время. Возможностей помериться, чья воля сильнее, будет предостаточно.

В дело между тем пошли холодные компрессы, но и они не смогли унять жар. Принца кололи иголками, но из беспамятства не вывели. Все забегали, когда у принца начались судороги, а дыхание стало хриплым и еще более затрудненным, чем у Умегата, когда тот лежал без сознания. В коридоре квинтет канторов, по одному из каждого прихода Храма, пели молитвы; их голоса сходились и отражались друг в друге – душераздирающе красивый фон для страшного события, что происходило в спальне принца.

Певцы сделали паузу, и в наступившей тишине Кэсерил не услышал того, к чему был прикован слух всех, находившихся в спальне и в соседних с ней комнатах. Дыхание остановилось. Принц больше не дышал. И все собравшиеся молчали пред лицом этой тишины. Один из врачей, с лицом, залитым слезами, вышел из спальни и позвал ди Джиронала и Изелль, чтобы те засвидетельствовали факт смерти. Голоса вошедших в обитель смерти звучали недолго и негромко, после чего они вышли – бледные, с застывшими лицами.

Ди Джиронал выглядел полностью выбитым из колеи. Как понимал Кэсерил, он до самого конца надеялся, что принц выкарабкается. На лице принцессы застыла ничего не выражающая маска. Темное облако вокруг ее фигуры стало явно плотнее и объемнее.

Все лица в приемной обернулись в ее сторону, словно стрелки компаса в северную сторону. У королевства Шалион появилась новая наследница.

20

Глаза Изелль были сухими, несмотря на тяжесть поразившей ее утраты. Бетрис, намеревавшаяся поддержать ее, лила слезы и едва держалась на ногах, так что было трудно сказать, кто из них двоих кого поддерживает.

Канцлер ди Джиронал откашлялся.

– Я сообщу об этой утрате королю, – сказал он и, после небольшой паузы, добавил: – Если вы позволите мне сделать это, принцесса!

– Да, – отозвалась Изелль, невидящими глазами оглядывая гостиную. – Пусть эти добрые люди, каждый, занимаются своими делами.

Ди Джиронал нахмурился – так, словно сразу тысяча мыслей пролетела в его голове, и он не знал, за которую ему ухватиться первой. Просмотрев сперва на Бетрис, а потом на Кэсерила, он проговорил:

– Ваш штат и ваше содержание должны быть увеличены в соответствии с вашим новым статусом, принцесса. Я займусь этим.

– Об этом я пока думать не в состоянии. Завтра будет не поздно. Сейчас же, милорд канцлер, оставьте меня наедине с моей печалью.

– Конечно, принцесса!

И, поклонившись, ди Джиронал направился к выходу.

– Постойте! – остановила его Изелль. – Прошу вас не отправлять курьера к моей матери, пока я не напишу ей письмо.

Ди Джиронал от двери отвесил поклон и проговорил:

– Разумеется, принцесса!

Бетрис взяла Изелль под руку, и, когда они проходили мимо Кэсерила, принцесса сказала ему:

– Кэсерил! Приходите ко мне через полчаса. Я должна подумать.

Кэсерил склонил голову.

Толпа придворных, собравшихся в гостиной и приемной, понемногу рассасывалась, и вскоре все они ушли, за исключением секретаря принца. Тот стоял, всеми покинутый и совершенно никому не нужный. Служки из Храма и местные слуги сновали по этажу – нужно было прибрать помещения, а также обмыть тело принца и приготовить его к похоронам. Испуганные участники квинтета, откашливаясь и постоянно сбиваясь, пропели, словно по инерции, еще одну бесполезную молитву, на этот раз упокойную, после чего покинули замок.

Кэсерил не понимал, что у него болит сильнее – живот или голова. Он отправился в свою спальню, закрыл дверь и приготовился к очередной схватке с Дондо, которую, как сказал ему комок в животе, откладывать было больше нельзя.

Острая боль, как обычно, заставила его согнуться, но, к его удивлению, Дондо в эту ночь молчал. Что, его тоже поразила смерть Тейдеса? Да, все шло так, или почти так, как он планировал: Орико едва дышал, Тейдес умер. Но воспользоваться всем этим Дондо, увы, не мог – по той простой причине, что уже несколько дней как отдал концы.