Проклятие Шалиона

Губы его по-прежнему улыбались, хотя в серых глазах горел неумолимый огонь. Кэсерил подумал: а ведь хороший дознаватель действительно должен уметь влезть в душу, чтобы вытащить из подозреваемого всю его подноготную. И винца нальет, чтобы напоить, и сыру предложит.

Вы же все рассказали мне о своей жизни. Стоит ли теперь упираться? Это нечестно.

– Я прибег к магии смерти прошлой ночью, чтобы убить Дондо ди Джиронала.

Умегат не выказал ни удивления, ни ужаса – только стал слушать еще внимательнее.

– Понятно, – сказал он. – Где?

– В башне Фонзы. Я пролез туда через крышу. Крыса у меня была. А вот ворона… Она сама пришла ко мне. Она не боялась. Я же ее кормил…

– Продолжайте, – тихо проговорил Умегат.

– Убил крысу, потом бедную ворону, а потом молился. И тут мне стало больно. Очень больно. Я никак не ожидал такого. Я не мог дышать, свеча погасла. И я сказал спасибо, потому что почувствовал…

Слова изменили Кэсерилу. Да и как рассказать о том странном покое, который снизошел на него? Словно он наконец попал туда, где наконец отдохнет, отдохнет вдали от всех опасностей, и отдых его будет продолжаться вечно.

– А потом я потерял сознание. Мне показалось, что я умираю.

– А потом?

– А потом – ничего. Я проснулся ранним утром. Был туман, меня тошнило, я замерз и чувствовал себя последним дураком. Хотя подождите! У меня был кошмар: я словно наяву видел смерть Дондо. Он задохнулся! Но я знал, что моя затея провалилась. Я пополз назад, добрался до постели, а потом в мою комнату ворвался канцлер ди Джиронал.

Некоторое время Умегат постукивал кончиками пальцев по поверхности стола, глядя на Кэсерила через щелочки прищуренных глазами, после чего полностью прикрыл глаза и вновь открыл. Наконец он произнес:

– Милорд! Могу я коснуться вас?

– Конечно!

Рокнариец склонился к нему, и Кэсерил внутренне напрягся – а не затевает ли Умегат нечто неприличное? Но тот с профессионализмом врача приложил ладонь ко лбу Кэсерила, потом к лицу, шее, позвоночнику, животу… Ниже он не пошел, и Кэсерил успокоился. Закончив осмотр, рокнариец поднялся, чтобы взять из стоящей у дверей корзины еще один кувшин вина, и вернулся к столу.

Кэсерил прикрыл свою чашку ладонью.

– С меня довольно, а то я домой не дойду.

– Вас чуть позже отведут мои грумы.

Впрочем, настаивать на том, чтобы Кэсерил выпил еще, он не стал. Наполнив свою чашку, он сел и принялся кончиком пальца чертить на скатерти некую фигуру (Кэсерил не мог понять – то ли это некий тайный знак, то ли просто нервы), после чего сказал:

– Если принимать во внимание реакцию священных животных, то ни один из Богов не принял душу Дондо ди Джиронала. Обычно в этих случаях неуспокоенная душа усопшего остается среди живых, и тогда друзья и родственники, а также враги спешат в Храм, чтобы заказать молитвы и обряды. Некоторые – за упокой усопшего, а некоторые – чтобы защитить себя.

– Я уверен, – сухо ухмыльнулся Кэсерил, – что Дондо получит все молитвы, которые только можно купить за деньги.

– Надеюсь.

– Но почему? Что… Что вы знаете?

Умегат посмотрел в глаза Кэсерилу и повел носом, словно принюхиваясь.

– Дух Дондо был взят демоном, но Боги не приняли его. Это мы знаем. Я убежден, что демон смерти не смог вернуться к своему хозяину потому, что ему запретили забрать вторую душу, вес которой уравновесил бы тяжесть первой.

Кэсерил облизнул губы и, с трудом сдерживая страх, хрипло спросил:

– Как это – запретили?

– В тот момент, когда он попытался сделать это, его поймали, захватили… он был связан, если хотите, иной силой. Произошло какое-то другое чудо, и свершилось оно одновременно с чудом смерти. Если судить по цвету источаемого вами сияния, то можно сказать, что проистекало оно от Госпожи Весны. Если я прав, то служители Храма могут спокойно ложиться спать, ибо дух Дондо ничем им не грозит. Он привязан к демону смерти, а тот в свою очередь – к тому месту, где пребывает вторая душа, которая, как мы все прекрасно понимаем, сосредоточена в живом теле.

И Умегат ткнул пальцем в Кэсерила:

– В этом!

Челюсть у Кэсерила отвисла. Он глянул на свой больной, чуть опухший живот, перевел глаза на святого, сидевшего напротив, вспомнил ворон Фонзы, которые, словно пребывая в трансе, следовали за ним по пятам. Вопль протеста поднялся было к его губам, но он осекся, остановленный видом чистой, незамутненной ауры, окружающей Умегата.

– Но я не молился вчера Дочери! – произнес он.

– Скорее всего, это делал кто-то другой.

Изелль!

– Принцесса сказала, что она молилась. Вы видели ее сегодня так, как видел я?

Кэсерил судорожно размахивал руками, не находя слов, чтобы выразить свои ощущения от того, чему свидетелем он был.

– Было ли в ней то, что вы нашли во мне? А она? Она видит меня так же, как я вижу ее?

– Она что-нибудь об этом говорила?

– Нет. Но и я ничего не говорил!

Умегат, чуть скосив глаза в сторону, посмотрел на Кэсерила.