Проклятые поэты

Обращение Марины Цветаевой к «Цветам Зла» совершенно закономерно. Иначе и быть не могло. Произошло вот что: не случайный поворот головы русского поэта (кого бы из французов перевести на досуге…), а поворот сердца к родственному сердцу, обнаженного сердца – к обнаженному сердцу. «Мое обнаженное сердце» – так называется дневник Бодлера. Но это подсказанное Эдгаром По название может быть подзаголовком «Цветов Зла», книги-исповеди, и одновременно подзаголовком многих стихотворений, поэм и «прозаических» произведений Марины Цветаевой. Кстати, о «Зле». Столь эпатирующее название – причина многих недоразумений; Бодлер много неприятностей пережил из-за названия книги. Оно таит другой, более точный и более тонкий смысл. Маl в переводе с французского – не только зло, но и боль, страдание. (Иное дело, что боль – тоже зло!) Бодлер вкладывал в название именно этот, второй смысл, а словами: «Ни одна из современных книг не дышит таким ужасом перед Злом, как моя» – подтверждал это. Вспомним, кроме того, как он формулировал посвящение: «чародею французской словесности», то есть Теофилю Готье, посвящаются эти болезненные цветы (ces fleurs maladives). «Злое» начало едва брезжит, если не вовсе отсутствует, в то время как болевое начало – лейтмотив бодлеровской книги. Болевое начало – и лейтмотив всех цветаевских книг.

Я понимаю, что, появись сейчас книга под названием «Цветы Боли», многие были бы обескуражены и шокированы. Как в прошлом веке названием «Цветы Зла». Да и мне, откровенно говоря, знакомое сочетание нравится куда больше. Но я воспринимаю его скорее как звук, нежели смысл. Я очень хорошо знаю, что никакого «зла» бодлеровская книга не таит. Поэтому внешне жуткое название не страшит и не смущает.

Согласимся, что распахнутость души Марины Цветаевой созвучна распахнутости бодлеровской; аналогична их острота переживания каждого мига; сходен Идеал, мешающий Сплину сожрать душу. «Прóклятые женщины» Бодлера не могли не найти отзвук в душе той, что еще в конце 1914 – начале 1915 года создала изумительный цикл из семнадцати стихотворений («Подруга»); он решен в не менее трагическом ключе, чем «Дельфина и Ипполитта» Бодлера.

Согласимся, что мятежнице Цветаевой был понятен и близок и мятежный характер Бодлера, и тот раздел «Цветов Зла», что называется «Мятеж», не говоря уже о стихотворении «Мятежник»; между прочим, это стихотворение в переводе Адриана Ламбле начинается строкой: «Бросается с небес Архангел разъяренный…» Мы уже знаем, что «Архангел злобный» возникает в «Плаванье». Эта цветаевская вольность (и в том, и в другом случае в оригинале ангел) еще раз подтверждает, что Цветаева и Адриан Ламбле – одно лицо.

Интересно, когда явилось желание перевести «Цветы Зла»? Возможно, когда прочла в журнале «Весы», как Брюсов отчитывает Эллиса, поймав на том, что, переводя «Цветы Зла», тот руководствовался вовсе не оригиналом, а переводом Якубовича, который сам неправильно понял и передал смысл бодлеровских стихов и наставил на неверный путь Эллиса.

Или когда дописала в Феодосии стихотворение «Чародей», посвященное тому же Эллису, страстно пропагандирующему Бодлера; там есть строфа:

Две правды – два пути – две силы —
Две бездны: Данте и Бодлэр!
О, как он по-французски, милый,
Картавил «эр».

А может, когда прочла в журнале «Аполлон» (декабрь, 1909) сообщение Волошина: «Скончался судья Пинар, имя которого незабвенно в литературе, так как им были составлены обвинительные акты и велись процессы против Fleurs du Mal и Madame Bovari».

А может, когда плакала над письмами Наполеона, которого креолка Жозефин обижала так же, как мулатка Жанна Дюваль – Бодлера…

А может, когда в шестнадцать лет, покупая книги у Вольфа на Кузнецком, услышала вдруг «за левым плечом, где ангелу быть полагается – отрывистый лай, никогда не слышанный, тотчас же узнанный: „…Fleurs du Mal Бодлэра…“ – Поднимаю глаза, удар в сердце: Брюсов! Стою, уже найдя замену, перебираю книги, сердце в горле, за такие минуты – сейчас! – жизнь отдам». Стихотворение в прозе «Герой труда», кажущееся на первый взгляд бесконечной атакой против Брюсова, на самом деле – бесконечное, очень враждебное, очень страстное объяснение в любви. Оно как нельзя лучше убеждает, что каждый шаг Марины Цветаевой – в пику Брюсову, ради Брюсова! Он перевел несколько стихотворений Бодлера – она превзойдет, переведя всю книгу…