Проклятые поэты

В любом человеке, в любую минуту уживаются два одновременных порыва – один к Богу, другой к Сатане. Обращение к Богу, или духовное начало, есть желание возвыситься, ступень за ступенью; обращение же к Сатане, или животное начало, – это блаженство нисхождения.

Сознавая, что человек слаб, чувствуя это на собственном примере, Бодлер видит необходимость религии в ее дисциплинирующем влиянии на «падших»:

Все народы во все времена нуждались в богах и пророках, дабы они научили добродетели человечество, опустившееся до скотского состояния… сам по себе человек не сумел бы ее открыть.

Повторяю, пресловутая греховность Бодлера во многом «создана» им самим – я имею в виду не его действия, а его переживания обыденных в общем-то поступков. Я хочу сказать, что большая часть его «грехопадений» – плод воспаленного воображения. К тому же раскаянье входит в набор традиционных христианских добродетелей – почему же интроверту, сосредоточенному на самом себе, не отдаться еще одному удовольствию – покаянию в несовершенных грехах?..

А я сказал: единственное и высшее сластолюбие в любви – твердо знать, что творишь зло. И мужчина, и женщина от рождения знают, что сладострастие всегда коренится в области зла.

Как человека, переполняемого вестями оттуда, Бодлера всегда интересовала мистика, начиная от платоновских эйдосов и кончая откровениями Бёме, Сведенборга, Лафатера. Тайны жизни, «Идея, Форма, Существо» могут быть познаны через их «отблески», «отражения» – то «неотвратимое», которое является в мир через Поэзию:

I

Идея, Форма, Существо
Низверглись в Стикс, в его трясину,
Где Бог не кинет в грязь и в тину
Частицу света своего.

Неосторожный Серафим,

Вкусив бесформенного чары,
Уплыл в бездонные кошмары,
Тоской бездомности томим.

И он в предсмертной маете

Стремится одолеть теченье,
Но все сильней коловерченье
И вой стремнины в темноте.

Он бьется в дьявольской сети,

Он шарит, весь опутан тиной,
Он ищет свет в норе змеиной,
Он путь пытается найти.

И он уже на край ступил

Той бездны, сыростью смердящей,
Где вечной лестницей сходящий
Идет без лампы, без перил,

Где, робкого сводя с ума,

Сверкают чудищ липких зраки,
И лишь они видны во мраке,
И лишь темней за ними тьма.

Корабль, застывший в вечном льду,

Полярным скованный простором,
Забывший, где пролив, которым
Приплыл он и попал в беду!

– Метафор много, мысль одна:

То судьбы, коим нет целенья,
И злое дело, нет сомненья,
Умеет делать Сатана.

II

О, светлое в смешенье с мрачным!
Сама в себя глядит душа,
Звездою черною дрожа
В колодце Истины прозрачном.

Дразнящий факел в адской мгле

Иль сгусток дьявольского смеха,
О, наша слава и утеха —
Вы, муки совести во Зле!

«Дневники», «Фейерверки», «Гигиена», «Мое обнаженное сердце» изобилуют размышлениями о религии, мистике, Боге: