Проклятые поэты

И что же, преступный Властелин, ты, не моргнув глазом, все это выслушаешь и не покраснеешь? Не ты ли сам обрек свои творенья на жизнь в пороке и страданье, в убожестве и нищете? Да еще и трусливо утаил причину, почему ты их так обездолил. Пути Господни неисповедимы? О, только не для меня, я знаю Его слишком хорошо. Не хуже, чем Он меня. Если наши дороги скрестятся, Он, издалека приметив меня своим зорким оком, поспешно свернет в сторону из страха перед разящим жалом с тремя стальными остриями – таков мой язык, мое природное оружие! Так сделай милость, Владыка, дай мне излить душу. Я стану осыпать тебя язвительными, ледяными насмешками, и знай, пока не оборвется нить моей жизни, не истощится и их запас.

Так покарай же меня скорее, убей за дерзость: вот грудь моя, я смиренно жду, рази! Где обветшалый арсенал загробных мук? Где жуткие, стократ описанные с леденящим душу красноречием орудия пытки? Смотрите все, я богохульствую, я глумлюсь над Господом, а Он не властен убить меня! Меж тем, кому же неведомо, что порой из прихоти, безвинно, умерщвляет Он юношей во цвете лет, едва вкусивших прелести жизни! Жестокость, вопиющая жестокость – по крайней мере, таково сужденье моего далекого от совершенства разума. И разве на моих глазах Всеблагой Господь, теша бессмысленную свою свирепость, не поджигал дома и не злорадствовал, глядя, как гибнут, объятые пламенем, грудные младенцы и дряхлые старцы? Не я пошел войной на Бога, зачинщик он, и если ныне я вооружился стальным хлыстом, и стегаю обидчика, и заставляю его вертеться волчком в бессильной злобе, то виноват он сам. Моя хула – лишь плод его деяний. Так пусть же не остынет пыл!

Должен признаться, что даже в посткоммунистическую эпоху уничтожения святынь, церквей, миллионов и миллионов людей я не осмеливаюсь воспроизводить жуткие, леденящие кровь богохульства Лотреамона, продолжая недоумевать над причинами столь неистового вызова.

Обличая Бога и человека, Лотреамон порой делает зарисовки с натуры, будто бы списанные с эпохи «грядущего хама»:

Пока ты будешь идти к славе дорогой добродетели, тебя обскачет сотня хитрецов, так что к тому времени, как ты, со своей щепетильностью, доберешься до цели, тебе попросту некуда будет втиснуться.

Честные и чистые средства никуда не годятся. Нужны рычаги помощнее, силки понадежнее.

Выходит, чтобы прославиться, надо сначала, не дрогнув, искупаться в крови, которая рекою льется при разделке пушечного мяса. Цель оправдывает средства.

Фактически Лотреамон не делает различий между Богом и человеком, в неистовстве обличений изображая первого как наихудший – в силу масштабности вселенского зла – вариант второго. «Человечность» Бога – и в мерзких сверхненавистнических его «снижениях», и в таких вот «теодицеях»: