Проклятые поэты

Малларме не стал богоборцем (как Лотреамон), но у него была своя «ульмская» антиночь, свое «арзамасское» античудо, когда он «по ходу жестокого поединка, к счастью, сбросил наземь это ветхое и зловредное оперение – Бога». «Смерть Бога», переставшая быть секретом для Малларме в одну из бессонных ночей 1867 года, отправная точка освящения Культуры, Книги, «орфического объяснения Земли». Как и Бодлер, поэту-гласу Божьему Малларме противопоставил поэта-Орфея, иерократа, ищущего «неслыханную чистоту», священство Глагола, «извечную лазурь», «озеро мечты» – совершенство чудо-Книги.

Поэзия стала для Малларме родом священнодействия, благодатью без Бога, сакральным долгом, долготерпеливым поиском способов выражения невыразимого, проникновением в иные миры, исчерпывающим «орфическим объяснением Земли».

Главная проблема, над которой всю жизнь бился автор «Иродиады», заключалась в отыскании секрета, как выразить «ничто, которое есть истина» с помощью слов, отягощенных предметными значениями, каким образом воплотить в ткани языка «неслыханную чистоту», какими поэтическими средствами преодолеть телесное и преходящее, дабы сквозь покровы вещей добраться до их сущностей, бестелесного Ничто.

Ничто, бестелесность, чистота, молчание – важнейшие категории эстетики Малларме, посредством которых он намеревался постичь истину. По словам Борхеса, Малларме был «занят поиском негативных тем, подобных отсутствию цветка, женщины или белизне бумажного листа, предшествующего стиху». Малларме считал или чувствовал, что все искусства тянутся к музыке – искусству, форма которого и есть содержание…

Малларме не доверял наитию, видя сверхзадачу поэта в овладении эйдосами, первосущностями, ноуменами. Если это невозможно, необходимо «облечь Идею в ощутимую форму, которая не становилась бы, однако, самоцелью, но, будучи выражением Идеи, сохраняла бы подчиненное положение», иными словами, где словесность не способна дознаться корня вещей, она должна попытаться намекнуть на тайну вселенского устроения, освоить эзотерику Абсолюта.

Поэзия есть выражение посредством человеческой речи, сведенной к своему основополагающему ритму, таинственного смысла сущего: она дарует этим подлинность нашему пребыванию на земле и составляет единственную настоящую духовную работу.

Малларме исповедовал доктрину высокой ответственности художника, адекватной серьезности гносеологически-онтологической задачи поэзии. Отсюда его святая вера в Книгу и та мучительно-изнуряющая тщательность и изощренная обдуманность текста, воплощаемого в ней.

В «Автобиографии» и эссе «Книга, орудие духа» Малларме писал: