Проклятые убийцы

Идея пришла онлайн, и потому Пустыня не смог сдержать язык за зубами. Чуть не нарвался на новые расспросы, благо Анубис их остановил. Удивительно, как в одном человеке могут уживаться расчётливый преступник и эмпатичный альтруист. Но Пустыню сейчас волновало не это. Терпения не хватало и на минуту ожидания. Парень замуровался в своей комнате и развернул листок. Узнал свой почерк, его неконтролируемую пляску. Вот, собственно, о чём гласил этот чернильный танец:

«Если ты умудрился вытрясти записку, то, выходит, что всё куда запущенней. Ты противишься сам себе. Придётся силой расклеить твои глазёнки. Разбить розовые очки. Все твои друзья – всего лишь иллюзии. Ты сам их сочинил. Как песни. Как мелодии. Но подобные заблуждения сведут тебя в могилу. Только венками и букетами никто её не украсит. Никто не сотрёт птичий помёт с дешёвой облупившейся ограды. Потому что никого и нет. Тебя, должно быть, мучает вопрос, как избавиться от видений. Как прекратить зуд нетерпения и любопытства. Что ж, я не буду тебя томить. Чтобы освободиться от…»

Дальше чернила садятся, а почерк становится таким виртуозным, что разобрать можно только постскриптум.

«P. S. Не смей пить таблетки!!!»

Почему Пустыне все внушали, что его соседей не существует? Даже этот глупый тест утверждал, что его лестница засыпана песком. Но чем так опасны его выдумки? Почему от них следует бежать? Неужели Психолог прав, и Пустыня болен? И как ему освободиться в случае заточения? Если под дуплом подразумевалось резонаторное отверстие, то под медиатором точно скрывалась бритва. Неужели единственный выход из западни так безнадёжен?

Но парень решил не бросаться в крайности. Парень решил не верить слухам. Не выбирать наиболее удобную для себя теорию. А самому разобраться, насколько иллюзорен окружающий его мир. Даже в начальной школе этот предмет давался мальчишке с огромным, как Сизифов камень, трудом.

Но как получить доказательства той или иной гипотезы? Раскопать свою историю болезни? Но даже в медицинской карте могли поставить лживые диагнозы, ведь неправильных врачей больше, чем говна за баней. Чем говна в душе. Второй способ, более рабочий, парень назвал «прогулкой на людях». Если его друзья сделаны из костей и мяса, то их заметят прохожие зеваки. Вступят с ними в коммуникацию. Если же Калигула и Сальери, Мама и Жиголо состряпаны из метафизической муки, то на Пустыню посмотрят как на дурочка. Но парень не стал ограничиваться двумя планами. Бог любит троицу. Он тоже не питал к ней ненависти. Так что третьим, самым радикальным и мощным способом разоблачения, было убийство. Если его товарищи живут исключительно в его мозгу, то никуда не денутся; если они обитают на сраной планете Земля, то удобрят её почву. Всё крайне просто и элементарно.

Завтра утром они выберутся на прогулку, чтобы подышать свежим воздухом. Заглянуть в какое-нибудь кафе. Может быть, даже закажут круассан и капучино. Или нет. Лучше предпочесть густую кашу, похожую на клей и немного на серый пластилин. Повезёт, если посерёдке или чуть сбоку окажется ярко-жёлтая лужица масла, точно яичный желток.

Заточенный в слова

Всё славы я искал, она же призрак тщетный

– Вилье де Лиль Адан

Небо было серого оттенка, какой характерен для зимы, но они застали его летом. В пасмурную погоду молочный кофе действует ещё благотворней. Это как мода. Длинная юбка не станет выигрышным решением, если у девушки короткие ноги. А кофе не согреет душу, если яркое солнце плюёт на жалюзи и вызывает липкий пот. А вот коли шпарит ливень, и небо серого зимнего оттенка, предвещавшего пушистые хлопья снега, то бодрящий напиток будет очень кстати.

Сальери задумчиво отхлёбывал порцию бодрости из своей чашки, но тепло только сильнее расслабляло и смаривало его. Сознание застилала пелена, не позволяющая сосредоточиться и написать хотя бы предложение. Должно быть, Моцарт всё-таки обвёл его вокруг карандаша, и теперь его талант ослабевает. Сальери уже заранее готовился к поминкам. Даже намеривался приготовить кутью. Рис с изюмом. Но его перехватил Пустыня. Сальери не мог привыкнуть видеть того без стога сена на голове, но сейчас прикид приятеля не шибко его беспокоил.

– Чего угрюмый, как погода? – поёжился гитарист.

– Я поссорился с вдохновением. Теперь оно собрало вещи и ушло. Даже записок не оставило, – огорчённо вздохнул Сальери.

– Не переживай. Вдохновение, как женщины. Оно спонтанно. Непредсказуемо. Капризно. Обижается на ровном месте, зато быстро остывает и возвращается опять, – предпринял попытку утешить писателя Пустыня.

– Вот именно, что остывает, – упорствовал тот, словно не хотел, чтобы грусть миновала. Он, казалось, лелеял свою сокровенную боль и не желал с ней расставаться.

– Раз у тебя творческий запор, может быть, поищем музу на улице? Глядишь, она отыщется в серой дымке сырости, – предложил Пустыня.

– Нет, когда так пасмурно, лучше предаваться домашнему уюту. Хлебать уют чашками, есть его ложками, словно тишину, – сымпровизировал поэтическую речь Сальери.