Воздух слеп очень постепенно, но, когда зелёные палочки электронных часов высветили 3:14, Пустыня свесил ноги в белых носках на пол. Осторожно поднялся, думая, что переносит вес на нужные части тела так, чтобы не издать ни шороха, хотя откровенно не врубался, как и куда что переносить. Просто двигался медленно и неуклюже. Вальсировал. Пригибался. Прислушивался. Дышал так, словно сидел на дне голубого бассейна. Наконец, аккуратно отворил дверь и втёк в квадрат, выхваченный светом, лившимся в окно. Вгляделся в бледное пятно лица. Мягко отвёл одеяло. Задрал бытовую майку и обомлел. На него пялились хоть и небольшие, но женские груди. Неужели Жиголо на самом деле девушка? Да, оно вязало и залипало у плиты, но как девушка могла добровольно расстаться со своей шевелюрой? Даже Пустыня перенёс пропажу жёлтых завитков довольно болезненно. Обескураженный, он растерялся и завис. Может быть, отменить казнь, учитывая вскрывшиеся факты? Хотя бы для того, чтобы порыться в Жиголовской тайне, поковыряться в ней, утолить любопытство. Но разве не глупо отступать лишь по той причине, что выбранный объект – женская особь? Конечно, глупо. Очень глупо.
Пустыня смочил горло сгустком слюны. Скоро он увидит, как рана клоунским носом возникнет под тонкой ключицей. Как клоунский нос расползётся и замочит простынь. Как… проснётся Жиголо. Если бы оно икало, то, увидев занесённый нож, непременно прекратило это делать. Распахнутые глаза полезли из орбит, как у мопса, поднятого за кожу между лопаток.
– Что ты творишь? – прошептало Жиголо.
Его страх был таким ледяным, что поднялось облачко пара. Казалось, Пустыня набрал воды из голубого бассейна. Он не мог издать ни звука, понимая, насколько налажал и в какой западне застрял. Вряд ли слово «ничего» объяснит задранную майку и занесённый нож, на чьём кончике гулял лунный блеск.
– Хотел убить тебя, но ты проснулось, – признался Пустыня, осознавая, что ни одна ложь не прозвучит убедительно.
– Почему? Зачем? – задрожало Жиголо, возвращая майку в прежнее положение.
– Мне нужно проверить, настоящие ли вы все, – опустил оружие незадачливый убийца. Всё же он не прогадал, что отказался резать Калигулу.
– Что? Как мы можем быть ненастоящими? – прошипела темнота.
– Так меня заверяет Психолог, – прохрипел Пустыня.
– Какой ещё Психолог?
– Неужели ты не помнишь его? – изумился гитарист.
– Пустыня, ты меня сильно испугал. Мне очень страшно, – неожиданно вставило Жиголо.
– Я больше не буду. Я оставлю эту затею. Верь мне, – попросил парень извиняющимся тоном.
– Как? – спросило Жиголо. – Как можно верить после такого?
– Я не знаю, – выдохнул Пустыня и повалился на колени, и зарылся лицом в одеяло, и разрыдался. – Не знаю. Не знаю. Не знаю.
Дверное затмение
А после будет им неловко
От совершённых жутких дел
– Поль Верлен
Видимо, у Калигулы правая нога была не той, потому что он поднялся именно с неё. Ночью император различил подозрительные шепотки и сейчас напрягался, словно поднимал штангу. Оставалось только положиться на себя и на Анубиса. Пусть посматривает по сторонам. У него зоркие глаза. Глаза цвета негров. Глаза цвета «Нутеллы», намазанной на тост.
– Я более чем уверен, что сегодня мне подложат свинью, – поделился опасениями Калигула, выбирая парик.
– Наши ожидания во многом определяют реальность, – начал было Анубис, но получил взгляд, не терпящий возражений. – А интуиция спасает от трагедии, предупреждая нас, – угодливо закончил он.
– Вот и я о том же. Слушай. За завтраком гляди в оба. Нет, даже в трое. У тебя же есть какой-то третий, космический, глаз, так и пользуйся им. Задавай хитрые изобличающие вопросы – пусть проколются, – наставил Калигула.
– Кто? – недоумённо уточнил Анубис.
– Покуда ж мне знать! – только и гаркнул мужчина, осторожно отворяя дверь. – Вроде чисто. Идём.
Предусмотрительная чета подтянулась к завтраку последней. Все уже хлебали гречку с молоком так, что её чешуйки усеивали трещины между зубами.
– Доброго утра! Присаживайтесь, – пригласил Сальери.
Обычно вместо него всех приветствовало и кормило Жиголо, но сегодня оно уронило то, что находилось под бровями, в тарелку и не поднимало их ни разу. Казалось, если загуглить прилагательное «угрюмый», то высветится фотка с физиономией их трансгендера. Благо, ни у кого не было доступа к Гуглу.
– Когда мы не спим ночью, то обманываем постель, – деликатно произнёс Анубис, пододвигаясь к столу.
Такая интонация годилась для просьбы в духе «будьте добры, подайте мне масла», но никак не для загадочного утверждения с подоплёкой.
– Это точно, – натянуто улыбнулся Пустыня, искоса поглядев на Жиголо.
Между ними словно висела скатерть, сшитая из намёков, понятных только им двоим. А так ведут себя только заговорщики. Калигула с ужасом сжал ложку. Жаль, ни вилок, ни ножей не нашлось в их буфете. Мужчина скользнул своей ногой, ища ногу Анубиса, дабы пихнуть её и зафиксировать момент странных гляделок, но случайно врезался в голень Сальери.
– Чего ещё? – недовольно оторвался он от похлёбки.