Но этой ночью его раскусили. Его обычное здоровое тело увидели без одежды. Теперь Жиголо не оправдается. Теперь ему некуда деться. Теперь ему снова придётся расплачиваться за своё слоновье здоровье и наличие женских органов. Теперь тщательно выстроенная зашита рухнула. Что если Пустыня сболтнёт лишнее? Что если его разоблачат?
Осадки в виде тревоги.
Осадки в виде отчаяния.
Осадки в виде ненависти.
Отныне Жиголо чувствовало себя как дома. Отныне оно не могло расслабиться. Отныне оно остерегалось всего, что движется. Отныне оно не могло прикинуться простой фауной. Отныне оно – она.
Эхо
Сама не ведая того,
Могла свершить я преступленье
– Марселина Деборд-Вальмор
Вина терзала Пустыню, словно тот был струной электрогитары. Как он мог пойти на убийство? И какой жалкий эгоистичный мотив служил тому оправданием! Он чуть не стал рецидивистом. О, какими громкими и матерными словами проклинал себя парень! Преднамеренное, но сорванное убийство более грешно, чем реализованное убийство по неосторожности. Но он просто желал разобраться в себе! Просто понять, где он, а где окружающие его люди. Разве можно за это наказывать и проклинать? «Наверное, можно», – подумают жертвы подобного любопытства.
Но осознание своей испорченности было не единственным шоком. Сильнее парень опешил, когда узнал, кем являлось Жиголо. Удивительно, какими мальчишескими бёдрами и талией может обладать девушка! Удивительно, каким сухим и тусклым может быть женский голос. Удивительно, с какой каменной выдержкой девушка может продержаться среди мужчин. Но что должно произойти, чтобы она превратила себя в оно?
Нет, Пустыня не станет допытываться или шантажировать бедолагу. Если понадобится, он сохранит ее тайну. В конце концов, все люди не те, за кого себя выдают. Наружный слой оказывается лживым. Глянцевым. Слащавым. Культурным. Вежливым. Наверное, чем гаже конфета, тем красочней ей подбирают обвёртку. По такому же принципу работает и человеческая психика. Глупо выдавать настоящий пол, когда кто-то носит в себе более извращённые мысли. Когда глупцы выдают себя начитанными умниками. Когда дилетанты прикидываются профессионалами. Когда домашние тираны играют роль обходительных ухажёров. Снаружи мы все не такие, какие внутри.
Пока Пустыня размышлял об истинной сущности всего живого, до его слуха донеслась гулкая дробь. Впрочем, дробь эта служила формальным актом уведомления о том, что на пороге гости. Выждав небольшую паузу, в миниатюрное ущелье вставили ключ и ловко вскрыли замок.
– Господин Пустыня, – зычно прокатился баритон Психолога.
Узнав его голос, Пустыня пулей вскочил с кровати и метнулся по коридору, дабы найти укрытие. Толкнул дверь в комнату Калигулы и Анубиса, но та не поддалась, словно с той стороны в неё упиралась китовая туша.
– Засада! – сплюнул гитарист, когда уверенная рука обрушилась на его плечо.
– Что вы делаете, господин Пустыня? – поинтересовался Психолог.
– Я думал заглянуть в комнату к ребятам, но дверь что-то не открывается, – суетливо обернулся парень.
– Господин Пустыня, вы же прекрасно видите, что в стене нет никакой двери. Вы отколупали всю штукатурку, – жёстко сказал Психолог.
– Разве? Но как? – растерялся Пустыня, прекращая попытки вломится внутрь.
– Вы находитесь в палате, а не в квартире, голубчик. Пора уже это осознать, – вздохнул неправильный врач.
– Да, я честно пытаюсь отличить правду от кривды, – признался пациент. – Я даже придумал, как можно проверить, живы ли мои друзья на самом деле: стоит только убить одного из них, как туман развеется. Если они мои выдумки, то не будет кровавых озёр и всего прочего. Нож как бы пройдёт сквозь них, и на следующий день я снова окажусь в их компании. Если же вы стремитесь меня запутать и дурачите, и мои друзья – настоящие люди, то к утру я обнаружу остывший труп, обкончавшийся кровью.
– О боже! – ахнул Психолог. – Ни за что не проводите подобных экспериментов! Мы ведь не хотим, чтобы вы засунули себе в горло ложку. Любой вред, который вы нанесёте своим фантазиям, вы причините себе. Помните об этом! – настоятельно произнёс он.
– Но тогда откуда, по-вашему, у меня взялись такие иллюзии? – спросил Пустыня с той интонацией, с какой просят о помощи. – Почему я вижу именно богов, императоров, писателей и тронутых?
– Ну, при шизофрении характерен бред величия, мой дорогой. Возможно, вам легче представлять какой-то клуб, где вы полезны, где вы искупаете свою вину, где вас принимают и поддерживают. Скорее всего, у ваших иллюзий есть смешанные прототипы из настоящей прошлой жизни, – предполагал Психолог, но гитаристу было сложно обнулять свои достижения, ценности, успехи.
– Вы упускаете один момент, – перебил он Психолога. – Почему же я не вижу иллюзии моих иллюзий? Я не вижу Секспира, о котором твердит Калигула. Я ничего не ведаю о Памеле, которой грезит Сальери. Со мной не общается Космос, его команды доступны только Анубису. Мама рассказывает мне об Олеге, а я совсем его не представляю. Почему я ничего не знаю о своих товарищах? Я их не контролирую. Они сами по себе, – горячо бормотал Пустыня.