Проклятые убийцы

– Полно-полно. Хватит устраивать ролевые игры. Вам нужно успокоиться. Примите лекарство, – печально отозвался Психолог, протягивая ему пластмассовый стаканчик с набором разноцветных препаратов.

Пустыня не стал спорить, бунтовать, сопротивляться. Он устало проглотил все таблетки разом и улёгся на кровать, напевая песни собственного сочинения.

– Сутулюсь вороном и лунное пью снотворное… – лепетали обескровленные губы, но лепет этот больше смахивал на эхо, причём дальнее, слабое и угасающее.

Мюсли

Сие не только мы,

Сколь жизни скучный дар!

– Поль Верлен

Увидев, что Пустыня свернулся в позу запятой, Сальери поспешил к приятелю. Его, конечно, мало интересовали близкие, но, глядя на угнетённого парня, было невозможно всосать слёзы обратно в глаза.

– Привет. Я принёс тебе воды, – сообщил писатель, протягивая кружку с тем, чем поделился смеситель.

– Спасибо. Поставь, – глухо отозвался Пустыня.

Сальери повиновался. Сел в ноги и сложил пальцы домиком.

– Что-то стряслось? – спросил он.

– Нет, всё остаётся таким же непонятным и запутанным, как сны, – прошелестел парень в ответ.

– Да уж, в моей книге тоже сейчас всё заверчено, что не разобрать, кто кого любит, а кто кому мстит, – отшутился Сальери.

– А ты видишь всех своих героев? Ну, то есть насколько они для тебя плотны? – слегка приободрился Пустыня.

– Ах! – искренне обрадовался Сальери неподдельному интересу аудитории. – Для меня они дороже всего окружения. Они ближе. Они способны разделить моё экзистенциальное одиночество. Ведь ни один человек никогда не поймёт и не услышит тебя полностью. С персонажами связь крепче. С их помощью я могу транслировать свои эмоции, воплощать идеи, переживать опыт дантиста или риелтора. Книжный мир намного богаче и ярче обычного. В жизни всё, понимаешь, картонное и ненатуральное. Вокруг одни маски. Я как раз затрагивал эту тему в своём романе «Карантин», – не удержался от саморекламы Сальери.

– И как себя ощущают твои идеи? – облизнул обескровленные губы Пустыня.

– Вообще-то я не уверен, что знаю наверняка. Я наблюдаю за ними, веду их, но не диктую свою волю. Слыхал про импровизацию? Это когда человек пишет не задумываясь. Выплёскивает поток бессвязных ассоциаций. Вроде мысли-то его, но они самостоятельно забрались в голову, без его усилий. Может быть, он и не хотел думать о, скажем, ракете, сбившейся с курса, а картинка эта появилась на его воображаемом проекторе. Так и с моими книгами. Пишу я, и идеи мои, но они сами залезли в мой мозг сквозь глаза и уши. Пришли из ниоткуда.

– Что ж, у тебя дельные умозаключения, – закивал Пустыня, уже обсасывая кружку с водой так же, как туман облизывал окна.

Только, казалось, улицу заливала не мгла, а вазелин: настолько было липко, душно и влажно. Этот кисельный воздух сгустился даже в их комнатёнке.

– Отчего так вязко? – брезгливо скривился Сальери, расстёгивая воротничок голубой рубашки.

– От того, что я принял таблетки, – внезапно понял Пустыня.

– Какая связь между тобой и погодой? Не зазнавайся, мой джентльмен, – мягко приструнил его писатель.

Но Пустыня не вникал в его речи.

– Видимо, чем сильнее мутилось моё восприятие, тем плотнее становился воздух. Если я и дальше буду пить дурманящие лекарства, то воздух сможет посоревноваться с осмием.

– Ты о чём? – крякнул Сальери.

– Да так, – улыбнулся Пустыня. – Просто теперь я расставил все точки над «ё». Теперь я всё знаю. Теперь я смогу нас спасти. Очень скоро я вызволю нас отсюда, – пообещал он.

– Ох, какой же ты романтик! До сих пор витаешь в детстве и жаждешь приключений. Не спорю – лучше мнить что-то невероятное, чем течь в одном режиме с серыми буднями, – подмигнул Сальери.

Он гордился быть более просвещённым в области психологии. Ему нравилось выходить победителем из любого диалога, оставляя последнее слово за собой. Он раздувался от важности, когда оспаривал глупое мнение собеседника о себе, как бы принижая его личность, делая её более посредственной, заурядной и недалёкой.

– Да уж, этого у меня не отнять, – без обид согласился Пустыня.

Безумно можно через стены

Вот и стул смирился, как смирилась я

– Марселина Деборд-Вальмор

Анубис переводил дыхание. Конечно, не через дорогу и не с карты на карту, но всё равно переводил. Мышцы дрожали от расслабления, страх о собственноручном заточении не давал покоя. Зато улыбка Калигулы была шире экватора. Мужчина важно расхаживал вперёд-назад и довольствовался миниатюрными хоромами. Хоромами. Даже в этом слове есть что-то от похорон.

– Куда же мы будем мочиться? – спросил Анубис, прикрывая глаза цвета негров.

– Оставь эти грязные вопросы! Императоры не решают такие задачи! – всплеснул руками Калигула.

Анубис уже раскрыл пасть, но захлопнул её обратно, поняв, что любые возражения бессмысленны.

– А не думаешь ли ты, что заговорщики только этого и добивались: чтобы ты забаррикадировался, отрезав себя от воды, еды и клозета? И вообще, не жутко ли тебе оставаться наедине с Богом смерти? Я-то тебя люблю, но порой не контролирую свои поступки. Не исключай этот факт из своего внимания, – сменил он тактику.