— Давай подберемся к двери и послушаем. Может, услышим, что там делается… — сказала я мужу.
— Мало было тебе приключений с этой старухой!
Но таким доводом он зря рассчитывал меня убедить, я взяла его за руку и потащила за собой. Нам надо было пройти неслышно через сенцы, хорошо, что гнилой пол сенец был мне уже знаком, и мы пошли по нему, нигде не оступившись. И вот мы стоим перед дверью жилой половины дома. Я тихонько пошарила по ней: замка на двери не было. Да и кто бы его мог повесить!
Сначала мы ничего не слышали. Все-таки было страшновато, кровь стучала в уши и мешала слушать. А потом я услышала, что в доме кто-то ходит. Половицы поскрипывали под его шагами. Раза два приближались к двери, и каждый раз мне муж шептал:
— Пойдем отсюда.
В доме стали двигать что-то тяжелое, может быть, сундук… что-то уронили… Потом все замолкло, и с минуту стояла полная тишина. И вдруг в доме раздался безумный, дикий вой. Дверь отлетела, на меня падает какой-то человек, я тоже падаю, ору, он орет еще сильней и выскакивает вон из сеней. Когда выскочил мой муж, раньше его или позже, я даже не заметила. И вот я лежу, сбитая с ног и вижу, что в доме горит стеариновая свечка, поставленная на стол, и освещает кровать с сидящей на ней старухой Босорканихой.
Я даже не помню, как я выскочила из этой хаты. Очнулась я только у себя дома. Мой муж ждал меня там.
Естественно, что эта история отбила у нас сон на всю ночь. Мы ее обсуждали до утра, но от этого ясней для нас она не стала. Кто был тот мужик, что лазил в хате Босорканихи? Ни я, ни муж мой не успели его рассмотреть. Что он там делал? Привиделась мне старуха сидящей, или так оно и было? Лично я не сомневалась, что так оно и было. Даже бабка ничего не могла понять в этой истории.
— Кто ж тут у нас по хатам лазит? Разве что Петро. Так он вам ничего не расскажет, даже если он там был, — сказала бабка, когда мы утром ей доложили обо всем. — Сегодня, наверное, будут хоронить Босорканиху. Видите, вон плотники наши пошли в тот конец. Значит, гроб пошли делать. Интересно… А вы все-таки порасспрашивайте Петра. Может, чего и расскажет. Вы не спрашивайте, что он там делал, а спросите, чего он закричал, как недорезанный.
Мы так и решили сделать. Больно уж было любопытно. Взяли и пошли к Петру. Он был дома, слава Богу, он был трезвый и даже занимался каким-то делом у себя на дворе. Он топором ошкуривал жердину, поставив ее торцом на колоду.
— Слышали? — спросил он у нас. — Босорканиху сегодня будут хоронить.
— Слышали…
— А я вам скажу, что просто так ее не захоронишь.
— Почему?
— Потому что только я знаю, кто она есть.
— Ну, предположим… — начала я решительный разговор, — мы тоже кое-что знаем. Скажи нам, Петр, что вы делали вчера ночью в хате Босорканихи. Только не врите, что вами там и не пахло. Вы нам можете даже не рассказывать, зачем туда проникли, нас это не касается, скажите только, почему так орали?
— А… Так это я на вас наскочил? А я думал, что это мне причудилось с перепугу. Ладно, люди вы чужие, вам можно рассказать… Залез я туда за самогонкой…
— Босорканиха самогон делала?
— Пил я у нее сколько-то раз.
— А покойницы не боялись?
— Чего покойников бояться? Почему ж я и заорал-то?! Самогонки я нигде не нашел и напоследок решил глянуть под кровать. Но и там ничего не увидел. Стою и думаю, куда б еще посветить. И тут меня кто-то хватает руками за плечи, а зубами — за шею. Я крутанулся, гляжу, а это старуха!.. Сидит на кровати, скалится и руки ко мне протягивает. Вот от чего я закричал. А вы бы не закричали? Босорканиха хотела из меня кровь выпить. Она — ведьма. И просто так ее не захоронишь.
— А что же надо делать?
— Надо осиновый кол ей в плечи вбить. Тогда она уже не встанет.
— Но если это все вам привиделось? — спросил мой муж.
— Я же трезвый был, — обиделся Петро.
— И я тоже видела ее сидящей на кровати.
— И тебе могло показаться…
— Ну, да… Ты же был самый здравомыслящий из нас в тот момент.
— Вы гляньте-ка сюда, — сказал Петро и хлопнул себя по загривку. — Видите, что там?
— Синяк небольшой… Мало ли…
— А не мало будет, если я скажу, что это ведьма еще ночью приходила к моей хате, глядела в окно и кивала мне головой, чтобы я вышел. Хорошо, что петухи загорланили, и она пропала. Я же совсем трезвый был. Вот как теперь…
— Так, значит, это вы теперь кол осиновый вытесываете?
— И вытесываю…
— А как же вы это собираетесь сделать?
— Пойду ночью и сделаю…
— По-моему, у него белая горячка началась, — сказал мне муж, когда мы шли с подворья Петра. — Два дня мужик ни грамма в рот не брал.
Я, помню, тогда промолчала, хотя могла ответить мужу как профессионал дилетанту.
Днем к нам пришел Мыкола Босоркань, угрюмо поглядел на всех и пригласил на похороны. Собачонка наша, как увидела его, так сразу уползла в будку и сидела там, повизгивая, до самого вечера.
— Я не пойду, — сказала бабка. — И вас не пущу. Видела, Даниловна, с какой злобой он глянул на тебя?
И мы не пошли, хотя мне, честно сказать, очень хотелось посмотреть, как здесь хоронят покойников.
— Любопытно… — сказала я вечером мужу, — пошел Петро на кладбище?