Проклятый и родной (СИ)

— Я хочу тебя уберечь, но при этом даю тебе право самому принимать решения, — ответил Локи, не до конца понимая, отчего Одинсон так себя вёл, отчего злился. — Я не хотел слушать шёпот ветра, ты принял решение и ушёл, это был твой путь, но, когда увидел тебя скованного, уже не мог остаться в стороне. Я знаю, что такое боль и унижение гораздо лучше тебя, поверь мне. Те шрамы, что ты видишь, — это жалкие крохи памяти о настоящей боли, которую я испытал.

— Прости, — покачал головой Одинсон. — Я просто…

— Если это тебя хоть на секунду утешит, я больше не могу тебя подчинить, — признался Локи с заметной неохотой, Тор даже дёрнулся от удивления. — Если бы мог, ты не остановил бы меня, когда я хотел уйти. Неплохая гарантия, разве нет?

Тор молчал, осмысливая сказанное, но всё то, что Локи сказал, казалось не таким важным, как его признание в том, что колдун испытал издевательства на своей шкуре. Он практически открытым текстом сказал об этом, и Тору от этого было не по себе. Какому больному ублюдку хватило наглости измываться над зеленоглазым чёртом, калечить идеальное лицо и тело?

— Это был охотник? — резко бросил Одинсон. — Охотник причинил тебе боль?

— Охотник меня освободил, — со вздохом ответил Локи, он искренне улыбнулся, наблюдая обескураженное лицо собеседника.

— Что?! Но как же… Кто ещё мог так с тобой поступить, если не охотник?! — Одинсон импульсивно всплеснул руками.

— Это только мои кошмары, — отрицательно покачал головой Лафейсон.

— Ты спрашивал, почему я охочусь, — Одинсон нервно потёр руки друг об друга, он решительно шёл вперёд, понимая, что раскрыть свои тайны можно лишь в ответ на чужие, по-другому разговора не выйдет. — Колдун отнял у меня семью, Локи. Пришёл в наш дом и забрал моего брата, а мать с отцом убил на моих глазах. Они не хотели отдавать своего ребёнка, а я был слишком мал, чтобы помочь им, чтобы вступить в бой и дать колдуну отпор, я пытался вырвать брата из его рук, а он оттолкнул меня, как куклу, и ушёл. Лучше бы убил! Почему меня не постигла участь брата? Пусть забрал бы и меня для своих жертвоприношений.

Тор не заметил, что дрожал, глаза увлажнились. Зачем он рассказывал? Зачем вспоминал? Лицо колдуна стало невообразимо печальным, словно молодой и полный жизни, хоть и изувеченный молодой человек превратился в старика. Тор снова напомнил себе: «Откровение за откровение», он наивно надеялся, что маг не останется в долгу.

— Ты можешь не верить, — покачал головой Локи. — Но мне жаль, что с тобой случилось такое, а ещё больше мне не хотелось бы говорить тебе правду, но ты должен знать. Колдуны не приносят в жертву детей, уж точно не своих.

— Что? О чём ты?

— Скорее всего, колдун забрал своё дитя, и, что более вероятно, ребёнок был тебе сводным братом.

— Что ты такое говоришь? — заторможено проронил Одинсон. — Откуда ты…

— Это также значит, что твоя мать была ведьмой, Тор Одинсон, — Локи нервно потёр губы. Такого он не ожидал. Но это объясняло высокий потенциал и силу Тора, которую он пока не мог понять и подчинить себе.

— Откуда ты знаешь?! — Тор резко поднялся из-за стола, ярость поднималась в нём мощными волнами. — Отвечай!

Эрос подскочил с постели, ринулся было к столу, но Локи глянул на него, заставляя остановиться и не лезть в разговор.

— Я плод подобного соития, — спокойно ответил он.

— Ты? — ярость отхлынула одним разом, Одинсон обессилено плюхнулся обратно. — Но как же так…

— А ты решил, что я сам ворую детей? — Локи ухмыльнулся совсем не к месту. — Мой отец отбил мне всякое желание совокупляться с женщинами, он был хорошим учителем, вдалбливал науку как следует.

— Только не говори, что… — Тор не хотел даже думать об этом, но сердцем чувствовал: колдун скрывал нечто мерзкое.

— Что?

— Что твой отец сделал это с тобой, пытал тебя… — Тор не хотел верить, это ведь было просто глупое предположение.

— А ты догадлив, — Лафейсон поощрительно улыбнулся. В глазах Тора колдун рассмотрел назревающую бурю, его гнев был столь силён, что стал ощутим физически: волоски на руках колдуна встали дыбом, по телу прокатилась дрожь — чужая вражеская энергия. Наверное, на этом стоило закончить, но слова так и рвались наружу, так давно он держал всё в себе. — Да, он пытал меня несколько месяцев, я точно и не знаю — три или четыре. То, что ты видишь на моём лице, на теле, — с этого он начал. Он любил, слушать мои крики, только в постели, когда я задыхался от экстаз под ним. Надо отдать отцу должное, он был умелым любовником. Когда же он стал резать моё тело, я кричал уже от боли, и это его стало раздражать.

— Хватит, — едва смог выговорить Тор. Но Локи было уже не остановить, он не смотрел больше на Тора, буравил пустоту таким взглядом, словно снова переживал ужасы прошлого.