Проклятый и родной (СИ)

— Лафей зашил мне рот суровыми нитками и иглой, я был прикован, да и смог ли ему противостоять, адепту, прожившему полтора века. Потом было хуже день ото дня: побои, шрамы, разные пыточные предметы. Я мечтал подохнуть в первые несколько дней, но он не давал мне, удерживал в пограничном состоянии очень долго, я потерял счёт времени, он начал весной, а закончил со мной осенью.

Тор хотел снова прервать, хотел заткнуть уши или выйти вон из избы. Он не желал знать больше, чем есть, но снова прервать не осмелился. Локи словно пытался выговориться, поделиться с кем-то своими злоключениями.

— Он стал вожделеть меня с самого раннего детства, я помню, как он прикасался ко мне, ещё к мальчишке, так интимно и настойчиво, я привыкал к этому. Когда я стал постарше, его претензии на меня стали очевидны. Мне сложно судить объективно, и всё же он был умелым любовником, он всему меня научил, он дарил мне навязанное наслаждение, и я привык к нему. Он всегда нашёптывал, что так живут все адепты, травил меня сладкими речами, подминая под себя, я соглашался всегда. Откуда мне было знать, что другие так не живут.

Локи замолчал, тяжело сглотнул, и Тор улучил момент задать вопрос, который, возможно, отсрочит продолжение.

— Ты сказал, что тебя охотник спас?

— Да, — печально покивал Лафейсон. — Когда обряд был завершён, было уже поздно. Он спас, но не предотвратил, хотя я ему и за это благодарен. Охотник убил Лафея, в тот момент не готового к нападению.

— Такой же обряд, который ты провёл со мной? — догадался Одинсон.

Локи покивал и продолжил:

— Охотник забрал меня, выходил, я умолял его убить, покончить со мной, я рассказал, что я сын колдуна, — маг тяжело сглотнул ком в горле. — А он говорил, что теперь всё будет хорошо. Я в это не верил. Мне потребовалось время на восстановление, но не слишком много, я исцелялся под действием мощных неподвластных мне сил. Остались лишь эти безобразные шрамы.

— А что охотник?

— Он был добр ко мне, как отец, о котором я мечтал, но остаться с ним я не мог. Прошло много времени, прежде чем я понял, что больше мне нечего бояться. Потом пришло осознание моей силы, Эрос и Фенрир всюду следовали за мной.

Локи глубоко вдохнул и взглянул на Тора, тот был поражён и удручён рассказом.

— Теперь ты лучше меня понимаешь? — ухмыльнулся Лафейсон.

— Прости меня, — прошелестел Тор виновато. — Я заставил тебя вспоминать.

— Ничего, ты первый, кому я всё это рассказываю, и, наверное, последний, не осмелюсь больше кому-то поведать о своей проклятой жизни.

Оба замолчали.

Замолчали надолго и в думах своих были неоднозначны. Собственная трагедия стала казаться Тору не такой ужасной в сравнении с жизнью колдуна. На краткий миг Локи действительно полегчало, он почувствовал иллюзию свободы от прошлого, но тени, как цветущее болото, снова стягивали просвет и закрывали от него солнечные лучи надежды.

Вечность в одиночестве — это не подарок, а проклятье.

— А знаешь, что самое мерзкое? — снова уверенно заговорил Локи. — Что я вызываю его дух, чтобы помучить, когда хочу его тепла. Хочу прикосновений, поцелуев и объятий. И пусть я буду ненавидеть его, но это хоть какое-то подобие жизни, чем бездействовать.

Локи не стал дожидаться, что скажет на это Тор. Понятное дело, в нём говорил сломленный ребёнок со страстью гордого мужа, но ту страсть никто не способен был утолить. Он поднялся из-за стола и решительно закрыл тему, принявшись прибираться на разделочном столе. Домашние дела всегда отвлекали от тяжёлых размышлений.

— Попробуй позвать своих козлов, Тор, — не оборачиваясь, предложил Локи. — Угости и дай им имена, они могут и не согласиться с твоим выбором, просто прислушайся, Эрос тоже не сразу начал откликаться, но…

Локи замер, оборвав себя на полуслове, когда почувствовал присутствие за спиной, а в следующий миг грузное горячее тело плотно прижалось к его спине, настойчивые руки обхватили талию. Лафейсон не заметил и не почувствовал, как Тор приблизился, но его не напугали действия соседа, его напор не вызывал опасений, лишь удивление.

— Не вызывай его больше никогда, — опасно прошептал Тор в самое ухо колдуну, посылая мурашки по телу колдуна. — Он этого недостоин, он тебя не достоин, слышишь?

Локи нервно засмеялся.

— Я уж как-нибудь сам разберусь со своим отцом, — отозвался колдун со смешком. — Это наши семейные дела.

— Но зачем он так с тобой поступил, я не понимаю? — упрямо допытывался Тор. Он не отпускал, не разжимал объятий, притискивая к себе в подобии поддержки. Может, и лучше, что Локи смотрел перед собой, их взгляды не пересекались.

— Я подозреваю, что был не единственным ребенком, которого он использовал для своих опытов, — отозвался Локи, не стремясь выбраться из крепкой хватки. — У него была цель: Лафей стремился познать вечность и стать бессмертным. Его эксперимент удался, только победа оказалась посмертной. Эрик убил его и поделом.

— Стать бессмертным, но я думал… — Тор нахмурился. — Подожди, ты бессмертен?

— Я пытался убить себя, но всё тщетно, — печально отозвался колдун.