Проклятый и родной (СИ)

Тор на ватных ногах отошёл от постели, рассеянно бросил взгляд на Эроса. Тот делал вид, что спал, а у самого нервно подрагивал хвост. Одинсон подошёл к столу и налил себе прозрачную жидкость без запаха, выпил глоток за глотком и теперь понял, почему Локи так быстро развезло: горло жгло огнём, грудь налилась теплом, а сознание стало уплывать, едва пойло достигло желудка. Второй порции Тору было не нужно, его разум был отравлен. Охотник повернулся, посмотрел на колдуна. Тот лежал в постели, щёки тронул румянец, рот приоткрыт, бёдра, обнажённые и манящие, член вялый, но это было поправимо, хотя он и сейчас казался Тору красивым.

Одинсон нетрезвой походкой подошёл к постели. Локи перепачкал свою одежду семенем, и от неё надо было срочно избавиться. Он стащил с колдуна штаны, чем привлёк к себе внимание. Лафейсон открыл глаза, он не испытывал стыда, лишь неудобство.

— Прости меня, — так по-детски попросил хозяин избы. — Я не хотел, чтобы ты видел, но мне… понимаешь, было нужно.

Одинсон встретился с ним мутным взглядом и, ничего не говоря, продолжил высвобождать соседа из плена одежды.

— Я могу лечь на полу, — предложил маг, не понимая выражения глаз, в которые смотрел. Если притвориться, можно было даже выдумать, что Тор заботился о нём, хотя, скорее всего, лишь мечтал накрыть одеялом и задушить.

Одинсон ничего не ответил. Справившись с одеждой колдуна, он навис над ним грозной тучей, готовой обрушиться на дьявольское отродье. На какой-то миг колдун решил, что последует удар, но вместо этого охотник оседлал его бёдра и нагнулся к губам. Поцелуй был разнузданным, как на пьяный взгляд Локи, охотник целовался влажно и настойчиво. Тор шарил горячими ладонями по его телу, словно искал самый слабый участок. Как будто он был драконом в чешуйчатой броне и убить его было не так-то просто, собственно, это вообще было невозможно, но колдун поддался бы, он готов был испытать боль ради чего-то стоящего. Он был согласен на увечья ради какой-то серьёзной цели.

Лафейсон был так пьян и расслаблен, что ему едва хватало сил оставаться в сознании. Тор целовал его, собственнически ощупывал его тело. Было так хорошо, но жизнь, наверное, была несправедлива к нему с самого рождения, его морило, веки тяжелели, а разум отказывался от дальнейшего бодрствования.

Тор, в отличие от колдуна, в сознании удержался гораздо дольше. Но, когда сосед перестал отвечать на его поцелуи, охотник понял, что тот заснул, просто заснул и не интересовало его сейчас никакое чувственное наслаждение. В то время как Одинсон был возбуждён и готов ко всему…

Правда, задумавшись, он всё же понял, что был не вполне уверен, к чему именно был готов. Взять Локи, как делал это его отец, или отдаться ему, словно бульварная девка? Член у него стоял колом, а Локи и дела до этого не было, он тихо сопел под грузом чужого тела, голый, тёплый и открытый.

Тору ничего не оставалось, как скинуть одежду и самостоятельно удовлетвориться. Одинсон ласкал себя грубо и отрывисто, но кончая, он прижался лбом к белоснежному плечу и поцеловал Локи в уголок губ, обещая себе, что в следующий раз он возьмёт своё.

***

Проклятое пойло не вызвало даже похмелья. Проснувшись, Тор чувствовал себя абсолютно трезвым, память услужливо напомнила ему о событиях вчерашнего вечера. Локи спал спиной к нему, а Одинсон настойчиво прижимался к упругому заду, причём его член так удобно примостился в ложбинке меж ягодиц. Рукой охотник обнимал колдуна и грел ладонью поджарый живот.

Отсутствие похмелья откровенно раздражало, и можно было бы свалить свои действия на проклятое пойло, но отпираться, наверное, было просто глупо. А отодвигаться от колдуна вообще не хотелось, таким он был тёплым и родным. Правда колола Тору глаза. Он заскрипел зубами, когда Локи чуть двинулся в его руках, словно хотел отползти, а Одинсон сильнее прижался к нему сзади, нежно погладил живот, испещрённый шрамами, и коснулся губами плеча.

Только сейчас Одинсон всерьёз осознал: близость с Локи была неотвратима, они пришли бы к этому через неделю или месяц соседства. Зима долгая и холодная, а Локи такой тёплый и притягательный. Сейчас эта мысль не злила, скорее, вызывала трепет. Их встреча и последствия её были предрешены высшими силами, или это были промыслы зеленоглазого чёрта, которого он так собственнически обнимал и прижимал к себе? Одинсон тяжело сглотнул и прикрыл глаза, снова проваливаясь в сон, на губах его играла мечтательная улыбка.

Тор проснулся какое-то время спустя, почуяв неладное, он открыл глаза и быстро понял, Локи пытался выбраться из его объятий.

— Ты куда это? — хрипло со сна спросил Одинсон.

— Ты голый, — зашипел Лафейсон, словно находил в этом что-то удивительное. — Тор, убери руку, мне надо встать.

Одинсон напрягся, он крепко удерживал колдуна поперёк груди, а тот пытался как-то убрать стальную ручищу, но ему это никак не удавалось.

— Отпусти меня, — тоном, не терпящим возражений, приказал Лафейсон.