Прокурор держит свечу

– В них есть что-то трагическое, – сообщил Перкинс. – Они написаны его дочерью, которая сбежала из дома, а потом родила ребенка. – Открыв дверь в морг, коронер предупредил: – Здесь здорово холодно, Дуг. Если ты надолго, лучше накинь пальто. Лично я считаю, здесь нечего делать. Случай совершенно ясный – смерть произошла из-за отравления угарным газом. Вон там висит его одежда. В этой запертой коробке все, что было при нем. А тело вон там. Хочешь взглянуть?

Селби кивнул.

Коронер отвернул простыню.

– Отравление газом всегда легко устанавливается, – пояснил он. – Кровь становится вишнево-красной.

– Никаких признаков насилия? – уточнил Селби.

– Нет, только маленькое бесцветное пятнышко над ухом, не знаю, имеет ли оно значение. Может, появилось после удара упавшего тела на пол. Бр-р! Просто адский холод! Может, заберем его вещи и вернемся в офис?

– Неплохая мысль, – согласился Селби. – Пойдем.

Они погасили свет в морге и снова пошли по коридору. Коробку нес коронер.

– Я теперь стараюсь держать все вещи под замком, – усмехнувшись, сказал он, – после того случая, помнишь? Не хочу рисковать, чтобы что-то заменили или украли.

Прокурор кивнул.

Перкинс открыл дверь своего кабинета, указал жестом на газовый обогреватель и заметил:

– Вот как он должен работать, видишь? – Затем, поставив коробку на стол, открыл ее, принялся перечислять вещи: – Складной нож, и, если тебя это интересует, хороший и острый. Говорят, что острые ножи держат обычно ленивые люди… Тридцать пять долларов бумажками, доллар и восемь центов мелочью; затупившийся плотницкий карандаш; старинные часы – причем идут секунда в секунду; бумажник и эти письма.

Селби взял письма, вынул их из замызганных, потертых конвертов и разложил на столе.

– Адреса нет ни на конвертах, – обратил он внимание, – ни на самих письмах.

– Да, – подтвердил Перкинс. – Я так понимаю, он таскал письма в кармане, пока они не начали протираться, а уж потом решил уложить их в конверты. Видишь, внешне конверты лишь слегка потерлись по краям, но внутри загрязнились, потому что в них ерзали эти старые письма. Так что, видимо, письма были уже довольно замызганными, когда их наконец убрали в конверты.

Селби кивнул.

– Знаешь, Гарри, эта работа имеет для меня странное очарование, – неожиданно признался он. – Мне нравится заглядывать в жизнь разных людей. Раньше я думал, что можно судить о людях, только пока они живы. А теперь прихожу к выводу, что по-настоящему людей можно понять только после их смерти. Все их маски тогда рассыпаются в прах.

– Когда прочтешь эти письма, многое узнаешь о дочери этого человека, – пообещал Перкинс. – Но я не понимаю, почему ты считаешь, что именно после смерти о человеке можно многое понять?

– Ну, все эти маленькие штрихи, – попытался объяснить Селби, – черточки характера. Вот минуту назад ты упомянул, что острые ножи носят ленивые люди.

– Ну ясно! – согласился Перкинс. – Это, конечно, можно выяснить, когда человек уже умер, но ведь в тот момент это уже никого не интересует.

Селби задумчиво посмотрел на коронера. Затем проговорил:

– А знаешь, Гарри, я начинаю думать, что нам необходимо полностью изменить всю нашу методику раскрытия преступлений. Мы уделяем недостаточно внимания мелочам, которые указывают на характер человека. И прежде всего, пропускаем самый важный факт – то есть мотивацию преступления. А нужно иметь очень мощный стимул, чтобы решиться на убийство человека.

– Наверное, ты прав, – согласился Перкинс, хотя по его виду было ясно, что ему глубоко безразличны перспективы коренного преобразования детективных методов, – только в данном случае речь ведь не идет об убийстве. Это тот редкий случай, когда потенциальный убийца погиб, еще не совершив убийства.

Селби хотел что-то сказать, но передумал, взял одно из писем и начал читать.