Прокурор держит свечу

«15 декабря 1930 г.

Дорогой папа, я пишу это письмо, чтобы сказать тебе, что не буду встречать с тобой Рождество и Новый год – я ухожу.

Не знаю, может, было бы все по-другому, если бы мама была жива. Но, думаю, вряд ли. Просто так все сложилось, и ничего уже не исправишь. Я знаю, что ты старался быть мне хорошим отцом. Вероятно, ты не поверишь, но со своей стороны я тоже старалась быть тебе хорошей дочерью. Не думай, что я не люблю тебя, потому что это не так, но мне кажется, что ты страшно старомоден. Ты полагаешь, что у меня совершенно отсутствуют те качества, которые должна иметь приличная молодая девушка. Я нахожу твои взгляды безнадежно устаревшими, но все равно тебя люблю. Ты считаешь меня пропащей, и я не знаю, любишь ты меня или нет. Есть вещи, которых ты не понимаешь и, возможно, никогда не поймешь. Если бы была жива мама, думаю, она бы меня поняла, потому что во многих отношениях мы с нею были близки.

Зная, что ты не одобришь моего плана, я не рассказываю тебе о нем, а только сообщаю, что ухожу.

Прошу тебя, верь, что я люблю тебя так же сильно, как и всегда. Но я не выношу ссор. Знаю, что ты меня не одобряешь, не одобришь и то, что я намерена сделать. И не хочу обсуждать это с тобой. Я не хочу, чтобы дело дошло до откровенной ссоры, когда твоя воля и твои представления о приличиях столкнутся с моей волей и решимостью жить самостоятельно, по-своему. Поэтому, папа, я просто пишу это письмо, чтобы попрощаться с тобой.

Тысяча поцелуев.

Марсия».

Селби вложил письмо в конверт, взял другое, датированное 5 октября 1931 года, в котором было написано: