– Потому, – ответила актриса, – что этот человек убит. Для меня это был удар. Всегда тяжело, когда вы узнаете, что человек, с которым вы недавно говорили, умер. А у меня, и я не боюсь в этом признаться, есть абсолютно эгоистичные мотивы. Конкуренция среди кинозвезд очень сильна, чтобы оставаться на поверхности, мы обязаны завоевать внимание ста процентов потенциальной публики. Иными словами, мир состоит из различных людей. Среди них реформаторы, общественники, религиозные фундаменталисты, распутники, интеллектуалы и идиоты. И когда наш поступок отталкивает от нас какую-то группу, мы ровно настолько же уменьшаем свою потенциальную аудиторию. Именно поэтому, как бы ни преуспевала звезда, она не имеет права допускать сплетен вокруг своего имени. Больше того, поскольку в прошлом деньги и политическое влияние позволяли замять скандалы, теперь, когда имя актрисы связывается с чем-то неординарным, публике кажется, что подлинные факты от нее скрывают. Не имеет значения, что последует полное оправдание, всегда найдутся «умники», которые будут ухмыляться и подмигивать, демонстрируя, будто их-то все равно не сумели надуть. Если бы мое имя связали с убитым человеком, подавляющее большинство читателей газет запомнили бы лишь одну, фактическую сторону публикаций и совершенно игнорировали бы другую, ту, где объясняется ситуация. Люди по всей стране, сидя за обеденным столом, говорили бы: «Да, теперь я вижу, что студия Ширли Арден сумела прикрыть расследование убийства в Мэдисон-Сити. Интересно, во сколько им это обошлось?»
– Понятно, – протянул Селби.
– Итак, вы видите причину моего поведения и моего беспокойства.
Селби кивнул:
– Думаю, мы обсудили все вопросы.
Ширли Арден поднялась с кресла, протянула ему руку и спросила:
– Надеюсь, вы мне поверите, если я скажу, что искренне рада нашей встрече, мистер Селби?
– Благодарю вас, – ответил прокурор. – Кстати, где вы взяли пять тысячедолларовых банкнотов, которые передали пастору?
Он наблюдал за ней, как ястреб за входом в кроличью нору. Поставленный таким образом вопрос застал актрису врасплох. Он увидел, как дернулись ее плечи, она коротко вздохнула, но лицо не изменило своего выражения, ни один мускул на нем не дрогнул.
Ширли Арден подняла на прокурора печально-вопросительный взгляд и тихо произнесла лишенным интонации голосом:
– Пять тысячедолларовых банкнотов? Я уверена, вы ошибаетесь, мистер Селби.
– Не думаю, – отвечал тот. – Я полагаю, вы дали этому человеку пять тысяч долларов.
– О… Но я не делала этого.
– Не делали?
– Конечно, нет. Зачем? Что заставило вас так подумать?
– Я решил, что вы могли так поступить.
– Но с какой стати? Заурядный деревенский пастор. Я не побоюсь высказать догадку, что его месячное жалованье было меньше ста долларов, да и то частично оно выплачивалось продуктами. Сюртук блестел и был протерт на локтях. Все в нем говорило о финансовых проблемах. Воротник потрепан, на подошвах набойки. Рубашка у шеи заштопана, галстук по краю бахромился.
– Кажется, вы запомнили слишком много, – задумчиво сказал Селби, – для того, кто столько сумел забыть.
Она рассмеялась:
– Я еще раз вынуждена просить вас погрузиться в глубины моей психики. Множество мужчин говорят мне о том, как их восхищает моя игра, но среди них редко встречаются абсолютно искренние, открытые, цельные люди, каким был этот пастор. Естественно, будучи женщиной, я обратила внимание на его одежду.
– И вы не давали ему денег?
– Ну, конечно, нет. Если бы вы прочитали его сценарий…
– Я прочитал, – сказал прокурор.
Мисс Арден рассмеялась опять:
– Там содержится ответ на ваш вопрос.
Селби задумчиво произнес:
– Возможно, позже мне будет необходимо задать вам дополнительные вопросы. Мне не хочется вас вызывать сюда, лучше приехать к вам. Где вас можно найти?
– Найдете на съемочной площадке. Просто спросите мистера Траска.
– И нарвусь опять на игру в кошки-мышки?
Она засмеялась:
– Бен не станет затевать игр. Он знает, что уже проиграл.
– А когда я могу вас найти?
– В любое время. Я попрошу телефонистку соединять вас с Траском, и Бенни сумеет организовать нашу встречу… Нет, правда, вы мне очень понравились. Знаете, в наш век общего притворства так редко можно встретить человека, который не прикидывается кем-нибудь.
Его взгляд выражал некоторое недоумение.
– Понимаете, – заговорила она быстро, – быть актером вовсе не означает все время играть. Конечно, нам легко симулировать разнообразные эмоции. Поэтому иногда проще изобразить удивление, сожаление, интерес или гнев, чем попытаться глубже вникнуть в проблему и найти пути ее решения. Каждый инстинктивно использует данное ему от природы оружие, – точно так же как олень, убегая от опасности, или дикобраз, взъерошивая свои иглы.
Рассмеявшись, Селби спросил:
– Итак, мисс философ, вы относите меня к оленям или дикобразам?
– К очень колючим дикобразам, – ответила девушка. – Когда вы растопыриваете иглы, мистер Селби, с вами чрезвычайно трудно иметь дело.
– Хорошо, – улыбнулся прокурор, – в будущем постараюсь быть более приглаженным.
– Вы мне позвоните, если окажетесь в Голливуде?