Пролог

Она только что встала, была в байковом халатике, с нечесаными волосами и мятой щекой. За стеной крякал, делая зарядку, Кузин, капризничала Мариночка. С кухни слышалось «сайрый-сайрый, сайрый-сайрый сагындыра башлады» – Диля готовила завтрак.

Маша изложила ей ситуацию сухо, по-деловому. Так история выглядела менее шокирующее.

– Но ты же можешь забеременеть, – полувпросительно сказала Регина.

Об этом Маша как-то не подумала.

– Что, вот так сразу?

– А почему нет?

Вот теперь Маша испугалась.

– Сейчас, – сказала Регина.

Вышла в коридор, постучала соседям. Выглянула Верка.

– Вер, – смущаясь и понижая голос на каждом слове, сказала Регина. – Слушай, а вот чтоб не забеременеть…

Дальше она ушла на шепот и нечленораздельность, но Верка поняла.

– До или после?

– Что?!

– Процесс, говорю, был уже?

– Ага.

Верка с подозрением осмотрела Регину.

– Когда успела-то?

– Что?.. А, нет, не я.

– Ладно, неважно. Значит, если «до» не предохранялись, то… сколько времени прошло?

– Сейчас, – сказала Регина.

Нырнула в комнату, вышла.

– Часа три.

– Ну вы, девки, дуры, – сказала Верка. – И не подмылась?

Регина сделала движение в направлении комнаты.

– Да стой уже. Аскорбинку, что ли, туда пусть положит. Подальше, туда. Поняла? Есть аскорбинка-то?

– Найду, спасибо! – просияла Регина и хотела смыться, но Верка цапнула ее за рукав халата:

– Погоди.

Ушла в комнату, вернулась с таблетками в бумажке. Регина зажала их в кулаке, ретировалась в комнату. Торжественно протянула бумажку Маше:

– Вот! Аскорбинка!

– Зачем? – не поняла Маша.

– Верка сказала, надо… туда, – мгновенно теряя уверенность, сказала Регина.

– Куда?

– Я подумала… прямо…

– Но это же не мазь и не присыпка, – авторитетно сказала Маша.

Маша была дочерью хирурга, она лучше знала.

– Может, просто принять?

Маша пожала плечами, повертела таблетки.

– Их после еды вообще.

– Сейчас Диля уйдет, завтракать будем.

– Время теряем.

Регина исчезла из комнаты, вернулась с ломтем черного хлеба и стаканом воды. Внимательно проследила, как Маша ест хлеб и пьет воду. Вопросов у нее было много, но задавать их она не решалась.

Они решили пойти погулять. Регина думала показать Маше город, но обнаружилось, что показывать особенно нечего, и они пошли в парк. День был будний, но в парке толпилось полным-полно мамаш с колясками, визжащих девочек в панамках и мальчишек в растянутых трусах, роющих в песочнице подземные ходы. Маша смотрела на них теперь с замирающим ужасом.

Они купили себе по эскимо – толстая мороженщица, утираясь локтем и сдувая с кончика носа капли пота, с недоумением посмотрела на глухой Машин наряд. И в самом деле, становилось все жарче. Прошли через детскую площадку, обогнули прозрачно светящиеся красные и желтые конусы ситро и дальше, дальше, мимо шахматных и доминошных столов, мимо по-деревенски повязанных платками бабушек на лавочках, туда, вглубь парка, где он переходит в лес, а звенящая жара сменяется влажной прохладой.

Почти всю дорогу они молчали, как будто начать говорить можно было только по достижении леса. А в лесу Маша неожиданно спросила:

– Комната – твоя собственная?

Раньше Регина бы не рассказала. Но теперь, после такого доверия с Машиной стороны, надо было рассказать.

Комната принадлежала одной из ее бабушек, кажется, троюродной. Бабка умирала. Другой родни она не имела. Регина же не поступила в МГУ, приехав сразу после школы из далекого поселка Остров Псковской области. Заключили честное и несентиментальное соглашение: Регина живет, ухаживает за бабкой и наследует комнату. Бабка умерла тихо и быстро, как будто только и ждала Регининого приезда. Но тайна была не в этом, а в родителях.

Дело в том, что Регина была незаконнорожденная. В первый раз она прочитала это слово в книжке о дореволюционной жизни – сейчас уже плохо помнилось, но там была какая-то гимназия, и вот к одному бедному гимназисту в положенные для посещения дни приходила мать, и все смотрели на нее косо, а сына ее, бедного гимназиста, никто не любил и не уважал, потому что он был «незаконнорожденный». На всем этом был привкус жалости, да, но жалости снисходительной, скорее жалкости. Регина уточнила слово у мамы. Мама неохотно объяснила.

– Значит, я тоже незаконнорожденная? – почти обрадовалась Регина, которая наконец-то нашла для себя определительное слово. Тем самым решалась проблема, которая мучила ее довольно давно.

Мама промолчала. Если ей надо было подтвердить неприятную правду, она просто ничего не говорила.