Промельк Беллы

Когда Высоцкого не стало, в один из поминальных дней в квартиру на Малой Грузинской пришел Булат и спел песню памяти Володи, посвященную Марине Влади: “О Володе Высоцком я песню придумать решил…” Присутствующие замерли, потрясенные. Белла вспоминала об этой песне:

В замечательной песне о Высоцком у Булата были такие последние строчки: “Марина Владимировна, Марина Владимировна”, то есть как бы к Марине обращение. И вдруг я ему сказала:

– Булат, наверное, вот эти строчки здесь излишни.

Он испугался, спрашивает:

– А что, что-нибудь не так в песне, не так что-нибудь?

– Да в ней все так, она прекрасна! Просто по гармонии получается, что не нужно этих строчек.

Булат послушался. Булат много мне советовал, я ему тоже кое-что поправляла.

Окуджава серьезно относился к творчеству Высоцкого и глубоко переживал перипетии его судьбы. В предисловии к сборнику Высоцкого “Избранное”, вышедшему в 1988 году, Булат писал:

А что же было? Был поэт, был голос, была гитара, было печальное время. Всякий мало-мальски думающий человек, мало-мальски чувствующая натура сознавали эту печаль, ощущали упадок, нравственные потери. Он начал с примитива, с однозначности, постепенно обогащая свое поэтическое и гражданское видение, дошел до высоких литературных образцов; он постоянно учился у жизни, у литературы… Он начал писать для узкого круга людей, а пришел к самой широкой аудитории, пришел к предельному выражению себя, а выражать себя – значит добиваться наивысшего наслаждения.

Совместные выступления

Окуджава вообще-то не любил выступать с другими поэтами. Но с удовольствием делил сцену с Беллой. Особенно мне запомнились два их совместных творческих вечера в Ленинграде во Дворце искусств на Невском проспекте во второй половине 1970-х годов. Белла и Булат читали взаимные посвящения друг другу. Присутствовал весь театральный Петербург: Алиса Фрейндлих и Игорь Владимиров, режиссер Александр Белинский, большой почитатель поэзии Беллы, автор статьи о ее творчестве, и другие.

Белла так рассказывала о своих выступлениях с Булатом:

У моей приятельницы Жанны Андреевой есть запись, которую слушают в уши как-то, знаешь? Мы выступаем вместе – Булат и я. Причем выступаем непонятно где, в какой-то квартире на Васильевском острове, и читаем – то я Булату, то Булат мне, то я Булату, то он мне. Мне включили один раз, но я не дослушала запись до конца. Понимаешь, мне показалось – то есть не показалось, я их знала все, – что стихи, песни Булата – это шедевры высочайшего полета! И не стала слушать – расплакалась… Какой совершенный, божественный дар!

Встречаться с Булатом в Петербурге было счастьем, потому что там наша тождественность – человеческая и идейная – особенно ощущалась: мы обожали Петербург и все, что связано с именем Пушкина. Ездили вместе в Царское Село, в Лицей. Вместе жили в “Европейской”, завтракали и ужинали в чрезвычайно уютном буфете, который был назван мной “предбанником” и нес в себе черты art nouveau, в котором выстроена гостиница, что придавало ему очарование прошлого века. Здесь уже заселившиеся москвичи встречались с только что прибывшими на “Красной стреле”. Поезд приходил на Московский вокзал в 8 утра, и новые постояльцы “Европейской” сразу устремлялись в буфет. Здесь порой происходили забавные встречи, например, с Мишей Жванецким, который тоже ценил это место.