Мы не расстались и на следующий день, когда у Андрея Битова и Олега Чухонцева планировалось выступление в католической церкви буквально рядом с домом Светланы Харрис. К нашему маленькому сообществу примкнул Наум Коржавин, специально приехавший из Бостона, а также мои друзья-художники Лева и Юра, Кирилл Дорон и мой школьный товарищ Юра Элисман.
Перед выступлением Битова и Чухонцева в доме царило радостное возбуждение. Мы поднимали тосты за встречу, и потом все отправились на литературный вечер в церковь, куда набилось очень много русских.
Володя Войнович так вспоминает об этом:
Битов и Чухонцев выступали в русской церкви. На встречу явилось много разного народа. Перед входом в храм толпились эмигранты, слависты, корреспонденты, западные и советские, в том числе и корреспондент “Правды”, который брал интервью у Ахмадулиной и Мессерера. Увидев меня, Белла кинулась ко мне и крикнула покинутому интервьюеру: “Вы видите, я обнимаюсь с Войновичем! Можно с ним обниматься?” На что корреспондент, не оценив (или оценив) издевки, милостиво ответил, что теперь, в процессе перестройки, можно.
Единственная неточность: у Володи сказано “в русской церкви”, а она была католическая.
Вечер прошел с большим успехом. Расставаться не хотелось, и опять мы бродили по барам ночного Нью-Йорка, не в силах наговориться после долгого перерыва.
По сути дела, в то время, в начале перестройки, существовали “две правды”.
Правда Володи и русских эмигрантов заключалась в том, что в течение всей жизни они подвергались гонениям со стороны советской власти, одним словом – натерпелись! Володя Войнович верил в то, что перемены наступят, и много раз предсказывал это, когда никто еще не верил. Но в 1987 году он ждал большего…
Психология людей, к которым я могу отнести себя и Беллу, складывалась из надежды на перемены именно здесь, в России. Все мы много пережили, оставаясь в стране, начиная с посадок людей в сталинскую эпоху и продолжая преследованиями, длившимися всю нашу жизнь. И вдруг повеяло чем-то новым. В обиход нашей жизни входило неправдоподобное слово “гласность”! И вот, поверив в эти изменения, мы прикладывали все силы в поддержку новаций.
За переменами, которые происходили в нашей стране, не могли угнаться ни диссиденты, оказавшиеся на Западе, ни правительства этих стран. Мы с Беллой всегда опережали случавшиеся события по одной простой причине: мы верили нашим друзьям, таким как Аксенов или Владимов. Мы верили своим предчувствиям, которые нас никогда не подводили, и те встречи, которые могли показаться невероятными, неожиданно происходили, и мы испытывали торжество веры в высшую справедливость.
После нашего общения в Нью-Йорке весной 1987-го следующая встреча произошла вскоре в этом же году в Мюнхене, куда мы с Беллой выехали с группой писателей-“перестройщиков” по приглашению Баварской академии изящных искусств. Состав писателей, входящих в группу, получился довольно пестрый, хотя был предложен самим Войновичем. Гостями Академии оказались Андрей Битов, Андрей Вознесенский с Зоей Богуславской, Анатолий Приставкин и мы с Беллой.
Белла в больнице Мюнхена
В первый же день в Мюнхене, в гостинице, Белле стало плохо, и я с большим трудом положил ее в больницу. Ночью, не зная немецкого языка, я вызывал врача. Когда он появился, то мы связались с Ирой Войнович, переводившей доктору по телефону рассказ Беллы о симптомах.
По совету доктора я на машине отвез Беллу в клинику, где в приемном отделении долго выясняли, кто будет платить за лечение. Ира снова по телефону связалась с Хорстом Бинеком, заведующим отделением литературы Баварской академии, который тут же перезвонил в клинику и заверил администрацию, что Белла подлежит страховке со стороны Академии.
Мне было интересно наблюдать немецкую специфику организации медицинского обслуживания в Мюнхене. Старинное здание, кафельные полы, деревянные резные панели и всюду большие кадки с диковинными растениями. Вся окружающая обстановка, являвшая собой торжество давно устоявшейся добротной жизни, действовала успокоительно.
На следующий день, навестив Беллу, я стал свидетелем тончайших знаков внимания со стороны персонала больницы. И Белла, почувствовавшая себе лучше, рассказала смешную историю, которая подтвердила мои наблюдения.