Промельк Беллы

Когда я был актером, то не придавал театру политического значения. Единственный раз я имел столкновение, когда был председателем молодежной секции в ВТО (Всероссийское театральное общество). И вот там было первое мое политическое крещение. Я должен был выступать, у нас было принято проводить встречи всех поколений, и Черкасов вел это совещание. Совещание было всесоюзное, и поэтому были и партийные представители.

И я выступил и сказал:

– Вот я смотрю на зрительный зал, все говорят очень много речей об одном и том же, но так все однообразно и скучно, но я все-таки помню, мальчишкой, когда входили в этот зал Качалов, Остужев – великие актеры, какие это были яркие индивидуальности. А сейчас все как-то однообразно, скучно, и наши театры все подстрижены, как английский газон. Может быть, для газона это и хорошо, а для нас, по-моему, это очень плохо. Посмотрите, – и я показал на портреты великих русских актеров, – какие лица, а мы с вами… – и махнул рукой.

После этой речи начались мои первые крупные неприятности: меня сразу сняли с председателя секции, пожаловались в театр, что я политически недоразвит.

Это было, когда я играл “Молодую гвардию”. Я все считался молодежью, хотя мне было за тридцать… <…> Я мало обращал внимания на политику – я много очень играл.

Второй раз я столкнулся, когда было такое партийное голосование и когда объявили: “единогласно” выбрали нового секретаря, я возмутился и сказал, что я голосовал против, как же может быть “выбран единогласно”? Тайное голосование.

– Юрий Петрович, как, что вы хотите сказать, что подлог тут? – шум, скандал…

– Я ничего не хочу сказать. Я хочу сказать, что я бросил бюллетень против – вот что, а вы говорите: единогласно.

Это было в Театре Вахтангова. <…>

<…> Преподавать я стал от какой-то неудовлетворенности. Последние годы, когда я играл, я почувствовал, что тупею, что мне очень не нравится, как я работаю. Я стал ощущать, что очень плохо обучен своему ремеслу. Ну и, может быть, это самомнение, мне стало казаться, что я все-таки могу помочь молодым своим коллегам – кто хочет заниматься этой профессией, – все-таки на своем опыте я понял просчеты какие-то в образовании – в актерском, специальном. Хотя у меня были хорошие очень педагоги: Мартьянова, Белокуров, Чебан, Бирман, Гиацинтова, Тарханов, Толчанов, Захава, Щукин.

И я стал ходить на семинары к Кедрову.

Меня давно приглашали преподавать, потому что знали, что я бегаю на эти семинары, бесконечно разговариваю о недостатках театра, смеюсь на репетициях, издеваюсь над некоторыми спектаклями и над собой в том числе. За это я, конечно, получал много неприятностей. Обиделся Симонов: “Что, вам недостаточно, что я вас учу, вы еще бегаете к этому Кедрову?..” <…>

Он ревновал. Обижался. И Захава, у которого я играл все главные роли, обижался. Ну, а я все-таки бегал, учился, уже зрелым актером, знаменитым довольно. Кедров был любимым учеником Константина Сергеевича, всегда был при нем, руководил МХАТом многие годы, и мне хотелось именно из первых рук, из уст ближайшего ученика Константина Сергеевича слышать всю ту методологию, которую Станиславский в последние годы своей жизни старался передать и оставить ученикам. Мне это было интересно: метод физических действий, метод действенного анализа. <…> Я дотошно хотел понять, в чем же методология и как же она может помогать. И, конечно, это помогает безусловно, потому что есть несколько приемов, как направить артиста, как его расшевелить. И мне помогали эти вещи в работе. <…>

Потом в Театре Вахтангова Рубен Николаевич дал мне поставить пьесу Галича “Много ли человеку надо”. Это очень слабая пьеса, такая странная, поверхностная, полуводевильная какая-то…

Но там были какие-то вещи режиссерские найдены – так мне казалось, для первой пробы, можно было понять, что человек этот чего-то будет соображать когда-нибудь.

Там главную роль играла Катя Райкина, дочь Райкина. Потом много умерших актеров: Осенев играл.

Ну и потом уже я попробовал в Щукинском училище сделать “Доброго человека” – как дипломный спектакль на третьем курсе – мне дали театр, и тут же ушел из Театра Вахтангова.

Р. S. Но все равно эти годы остались со мной навсегда. Из этих лет и родился Театр на Таганке, и я стал осваивать другую профессию – режиссера.