Гамм учебника поэтического чистописания, себе на потребу, не разобрав, в смуте восприятия, что их валит навзничь – Девятые симфонии Ваши! sos! Сирена – о Маяке, под Девятым валом! Вы – не видели, Бэлла: нам то и дело показывали лица зрителей, слушателей (чередуя их – с Вами) – как слушали. Да, поглощенно, но – но – какой % понимал? Что Вы их будили к Чему-то – ясно. Но – из какой спячки! (Кто же читает такие стихи? И – так?) Вот и мелькали лица: еще не проснувшиеся, – или под штормом потеряв управление, – улыбающиеся, не зная чему. По всей шкале несходства – с Вами!
Каждое стихотворение – 9-й вал! Каждое стихотворенье – Последнее! И когда вновь вопросы – сверканье улыбки Вашей, – не о себе, а о Чем-то, Чему-то, Узнаваемому, Родному, но Чему Имени – нет… Так – до конца. А затем, отходя ко сну в мыслях – “Завтра ей напишу” – сон: едем, все те, что тут слушали Вас, Вы, я. За рулем Вы, Мысль: – “Правит?.. Сама?” Вы привозите нас к себе. Большая квартира. Ваша мама. Голова ее, с проседью, повязана бледным газовым шарфом. Проходя, меня за руку: “Будем обедать”. Вы и я – в высокой пустой комнате. Далеко – сидит – юноша. Их – два (братья?). Один – больной. Что-то спрашивает. Вы меня с ним не оставляете. Сейчас пойдем в столовую, где – дверь открыта – накрыт стол. Сон продолжается наяву: за завтраком разговор о Вас. Я – о моем сне. – А она действительно водит машину! – восклицает один писатель – и рассказ о том, лет 20 назад, дне. – Ей было 16 лет… (– Но, м<ожет> б<ыть>, наяву – сон, Бэлла?) Марине было бы теперь 84.
Четырнадцать лет назад Вы говорили о ней в ЦДЛ на Маринином 70-летии… Как могли Вы 14 лет не прислать мне Ваших стихов? Не придти ко мне? Не окликнуть меня? И с 1971 г., с выхода м<оей> книги – (а с публикации в 1966-м в “Новом мире” – уж все 10 лет…) “Неразлучной” меня звала Марина, и в 1<-м> сборнике, “Веч<ерний> альбом” 1910-й —
Так же изменчивы, так же нежны,
Тот же задор в голосах,
Той же тоскою огни зажжены
В слишком похожих глазах…
Я стала старый, старый пес, Бэлла – и сколько этому псу – жить?..
Вот, мое, в 1974-м, в Коктебеле:
Мне восемьдесят лет. Еще легка походка,
Еще упруг мой шаг по ступеням,
Но что-то уж во мне внимает кротко
Предчувствиям и предсказаньям, снам…
Мне восемьдесят лет? Сие понять – легко ли,
Когда еще взбегаю по холму,
И никогда еще сердечной сильной боли,
Ни головной – но сердцу моему
Уж ведомо предвестия томление,
Тоска веселья, трезвость на пиру…
Молчания прикосновение
К замедлившему на строке перу.
12.ХI.76.
Голицыно