Читаем Промельк Беллы полностью

Мера торжества неизвестного художника, заставившего полыхать камин в этом безрадостном помещении, превосходила все возможные степени нашего восхищения. Савелий и Сережа тут же стали поклонниками творчества неизвестного мастера кисти.

Белла прочитала нам стихотворение “Суббота в Тарусе”, и мы славили ее за то, что она нашла слова, чтобы отдать дань художнику – гению этого места.

Буксуют в грязи попиратели неба.Мои сапоги достигают Тарусы.С Оки задувает угрозою сне́га.Грозу предрекают пивной златоусты.Сбывается та и другая растратанебесного гнева. Знать, так нам и надо.При снеге, под блеск грозового разряда,в “Оке”, в заведенье второго разряда,гуляет электрик шестого разряда.И нет меж событьями сими разлада.Всем путникам плохо, и плохо рессорам.А нам – хорошо перекинуться словомв “Оке”, где камин на стене нарисован,в камин же – огонь возожженный врисован.В огне дожигает последок зарплатыВасилий, шестого разряда электрик.Сокроюсь, коллеги и лауреаты,в содружество с ним, в просторечье элегий…

Поскольку сухого вина в ассортименте не значилось, мы снова обратились к портвейну, решив, что этот напиток в большей мере будет соответствовать стилю заведения и не следует менять его на какой-нибудь иной. Мы проводили наших друзей в Москву, чтобы снова встретиться с ними по приезде и длить нашу дружбу в мастерской Ямщикова в Савеловском переулке на Пречистенке и, конечно же, на Поварской.

Памятник Марине Цветаевой

Живя долгое время в Тарусе, я всегда хотел “озаглавить” город именем Цветаевой, и у меня родилась мысль поставить памятник Марине Ивановне на крутом берегу Оки в бывшем городском саду, в то время запущенном и захламленном, где раньше была танцплощадка, о которой я уже писал, так разрушавшая поэтическую прелесть местности.

Паустовский, живший в Тарусе много лет, послал в ЦК предупредительную телеграмму о возможном уничтожении памятника культуры и истории – дачи “Песочное”. О телеграмме как-то стало известно городским властям, ее отправку задержали на тарусской почте, а дом разобрали за одну ночь. В то время власти относились к творчеству Марины Цветаевой как к совершенной крамоле, и тарусский райком панически боялся упоминания ее имени, делая все возможное, чтобы обезопасить себя.

В центре города сохранились дома Ивана Владимировича Цветаева и Ариадны Эфрон. Неподалеку находился камень, обозначающий место, где, согласно завету Марины Цветаевой, она хотела бы быть похоронена[24]. Впоследствии камень исчез. Кто-то утверждает, что он был сброшен бульдозером в Оку, а Анастасия Ивановна пишет: “За ним приехала машина, его с трудом погрузили, повезли по холмистому пути, меняли транспорт (подробно не знаю, так как мы с Ритой уже уехали), снова везли, и наконец сбросили в какую-то яму – возле не то автостанции, не то гаража. Так он и лежит поныне, должно быть”.

В последующие годы стараньями поклонников творчества Цветаевой другой камень занял подобающее ему место на берегу Оки.

По прошествии лет, после перестройки, на градостроительном совете города я предложил поставить памятник Цветаевой и снова столкнулся с жестким сопротивлением новой, будто бы “более прогрессивной” власти. Я получил письмо от руководства Тарусы, в котором говорилось, что место для памятника, предлагаемое мной, находится вблизи от собора Петра и Павла, а поскольку М. И. Цветаева – самоубийца, то по церковным канонам памятник ей около церкви установлен быть не может. Сообщалось также, что там предполагается поставить мемориал герою Великой Отечественной войны генералу Ефремову.

Понимая, что общественность города меня поддержит, я подготовил чертежи и компьютерные разработки, чтобы наглядно продемонстрировать свои предложения. Финансовую поддержку нам оказывал фонд А. Л. Мамута, члена коллегии Госстраха, что, конечно, очень помогло.

На все том же градостроительном совете я сказал, что склоняю голову перед памятью героя войны Ефремова, но ведь и он покончил с собой, не желая сдаваться врагу. Да и памятник генералу должен стоять на центральной площади. А поэту подходит берег реки – место тихое и лирическое. Со временем памятник Ефремову был установлен на площади рядом с городским фонтаном.

Перейти на страницу:

Все книги серии Великие шестидесятники

Промельк Беллы
Промельк Беллы

Борис Мессерер – известный художник-живописец, график, сценограф. Обширные мемуары охватывают почти всю вторую половину ХХ века и начало века ХХI. Яркие портреты отца, выдающегося танцовщика и балетмейстера Асафа Мессерера, матери – актрисы немого кино, красавицы Анель Судакевич, сестры – великой балерины Майи Плисецкой. Быт послевоенной Москвы и андеграунд шестидесятых – семидесятых, мастерская на Поварской, где собиралась вся московская и западная элита и где родился знаменитый альманах "Метрополь". Дружба с Василием Аксеновым, Андреем Битовым, Евгением Поповым, Иосифом Бродским, Владимиром Высоцким, Львом Збарским, Тонино Гуэрра, Сергеем Параджановым, Отаром Иоселиани. И – Белла Ахмадулина, которая была супругой Бориса Мессерера в течение почти сорока лет. Ее облик, ее "промельк", ее поэзия. Романтическая хроника жизни с одной из самых удивительных женщин нашего времени.Книга иллюстрирована уникальными фотографиями из личного архива автора.

Борис Асафович Мессерер , Борис Мессерер

Биографии и Мемуары / Документальное
Олег Куваев: повесть о нерегламентированном человеке
Олег Куваев: повесть о нерегламентированном человеке

Писателя Олега Куваева (1934–1975) называли «советским Джеком Лондоном» и создателем «"Моби Дика" советского времени». Путешественник, полярник, геолог, автор «Территории» – легендарного романа о поисках золота на северо-востоке СССР. Куваев работал на Чукотке и в Магадане, в одиночку сплавлялся по северным рекам, странствовал по Кавказу и Памиру. Беспощадный к себе идеалист, он писал о человеке, его выборе, естественной жизни, месте в ней. Авторы первой полной биографии Куваева, писатель Василий Авченко (Владивосток) и филолог Алексей Коровашко (Нижний Новгород), убеждены: этот культовый и в то же время почти не изученный персонаж сегодня ещё актуальнее, чем был при жизни. Издание содержит уникальные документы и фотоматериалы, большая часть которых публикуется впервые. Книга содержит нецензурную брань

Алексей Валерьевич Коровашко , Василий Олегович Авченко

Биографии и Мемуары / Документальное
Лингвисты, пришедшие с холода
Лингвисты, пришедшие с холода

В эпоху оттепели в языкознании появились совершенно фантастические и в то же время строгие идеи: математическая лингвистика, машинный перевод, семиотика. Из этого разнообразия выросла новая наука – структурная лингвистика. Вяч. Вс. Иванов, Владимир Успенский, Игорь Мельчук и другие структуралисты создавали кафедры и лаборатории, спорили о науке и стране на конференциях, кухнях и в походах, говорили правду на собраниях и подписывали коллективные письма – и стали настоящими героями своего времени. Мария Бурас сплетает из остроумных, веселых, трагических слов свидетелей и участников историю времени и науки в жанре «лингвистика. doc».«Мария Бурас создала замечательную книгу. Это история науки в лицах, по большому же счету – История вообще. Повествуя о великих лингвистах, издание предназначено для широкого круга лингвистов невеликих, каковыми являемся все мы» (Евгений Водолазкин).В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Мария Михайловна Бурас

Биографии и Мемуары

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее