Русские казахи станиц Сорок Холостяков и Баглан, в общем, поступали так же, как и другие переселенцы. Они запрещали аульным казахам самостоятельно ловить рыбу в своих водоемах и также оберегали свои земли. Поэтому аульные жители подальше от запретной полосы рыбачили на своем далеком Тенизе.
Рассказывают, и на Тенизе аулчане и станичники вместе вели лов рыбы. Объединялась преимущественно беднота — и русская и казахская. Лодки были только у станичников, а лошади и подводы — у казахов.
Никому неизвестно, что сталось с этими артелями позднее. Ходила молва, что к ним присоединялись люди самых разных национальностей — башкиры, татары, остяки, чуваши и даже представители самых окраинных северных народностей. Но большинство их принадлежало к бежавшим из сибирской ссылки. Были среди них так называемые «посельщики», были и «варнаки», в прошлом действительно преступники — убийцы, разбойники, воры. Их побаивались местные жители, пробовали на первых порах бороться с ними и власти. Но потом увидели — они мирно рыбачат, да к тому же их не так уж и много. На них махнули рукой и перестали вмешиваться в их жизнь.
Эти рыбацкие поселки получили название Кангырган — Бродяжные. Никому и никогда не было в точности известно, сколько народа живет там. Одни прибывали, другие отбывали, в один год их собиралось много, в другой — мало. Жилища строились главным образом из камыша — шалаши, балаганы; реже встречались деревянные бараки. Строили в Кангырганах и домики из дерна, проделывали крохотные подслеповатые оконца, крышу застилали жердями. Такого жилья не бывало и в русских поселках и на казахских зимовках. Впечатление эти домики производили самое грустное.
В Кангырганах избирался свой атаман, никакой другой власти здесь не было. Бродяги, да и все остальные, входившие в эту необычную артель, беспрекословно подчинялись ему. Он доставал необходимые ловецкие снасти, руководил отловом, он же сбывал рыбу торговцам.
Кто только ни ходил в атаманах таких артелей! В годы нашего повествования в артели на берегу озера Тениз атаманом был некий Кирилл Курагин, избранный своей вольницей еще лет десять назад. Он тоже бежал из сибирской ссылки, но неведомыми путями вошел в доверие местных властей. Он умел выпрашивать что надо для артели и умел благодарить, чем только мог. По сравнению с прежними атаманами он прослыл самым сильным и властным, держал артельщиков, как говорится, в кулаке. Русские называли его в глаза просто Кириллом, а за глаза, не однажды испытав на себе его вспыльчивый нрав, именовали Курком, имея в виду и его фамилию Курагин. Казахи, а их было в артели немало, — переименовали Кирилла в Керала или величали его Куроктын баласы. Человек он был по-своему честный, немного знал грамоту. Какой-то беглый русский, сведущий в истории славянства, обращался к нему не иначе как Мефодий, вспоминая, очевидно, монахов Кирилла и Мефодия, создателей славянской азбуки.
Жизнь в этом ауле полубродяг шла по пословице: «Вор не разбогатеет, обжора не разжиреет». Сошлись люди в артель, многие из них уже работали по многу лет, но никто не завел своего хозяйства, не стал зажиточным. Озеро их кормило, других источников существования у них не было. В годы, обильные рыбой, ели они досыта, а когда удача их покидала — жили впроголодь, но с голода не умирали — выручал запас соленой рыбы. Жила артель замкнуто и редко прибегала к помощи окрестных аулов и поселков. Самое необходимое приобретал атаман через торговцев, но и он и его подопечные дорожили своей независимостью и предпочитали не обращать на себя внимания, довольствуясь самым малым.
Когда наши путники вечером на загнанных, измученных лошадях добрались наконец до Кангыргана, все артельщики были заняты делом. Им на этот раз повезло. Непроточное озеро Тениз обладало своими особенностями. Бывало — рыба шла, а бывало — уходила в глубину, и тогда в сети попадались только случайные гуляки. Тогда не оставалось никакой надежды на добрый улов. Сетей для глубинного лова в Кангыргане не было.
Перед грозой рыбакам обычно выпадало счастье. Рыба косяками выходила из глубины на мелководье и в камышовые заросли береговых заливов. В такие дни рыба переполняла сети и забивалась в так называемые хазы. Хаза — это своеобразная камышовая загородь, напоминающая своей формой бараний рог. Рыбы заходят в отверстие хазы, стянутое сетью и погруженное в озеро. Заходят легко, а выбираются обратно с превеликим трудом, — это удается только самым проворным. Чтобы рыбы чувствовали себя в ловушке спокойнее, для них набирали как можно больше кузнечиков — бывало целый мешок — и высыпали в хазу. Это была верная приманка. Хаза порой так заполнялась рыбой, что только успевай вычерпывать ее ведрами. Между прочим, слово «хаза» употребляется в казахском языке и в значении «смерть». Должно быть, потому, что в рыбацком промысле умело сооруженная хаза считается гибельной для рыб.