Промелькнувший метеор (книга 1)

Не полагаясь на одно свое влияние и собственный ум, Есеней немедля собрал тех представителей округа, которых безоговорочно считал мудрыми и доброжелательными. Среди них едва ли не на первом месте находился бий рода Кошебе Табай, женатый на родной сестре Есенея Матак. Когда совещались роды Кошебе и Сибан, более уважаемого человека, пожалуй, не было.

Табаю и дал первое слово Есеней, как только начался совет в связи с приездом Андамаса:

— В таком сложном положении ты один, Табеке, можешь найти разумный выход.

Бий Табай начал с прямого вопроса:

— Скажи, Андамас, правду: ты головорез, которому нет дела до того, что происходит-вокруг? Или тебя можно считать еще и джигитом, способным понять, что ему скажут. И потом поступать в согласии с другими?

— Как я могу сказать заранее? — пожал плечами Андамас. — Зачем я буду выхвалять себя? Вы говорите, решайте. А потом увидите сами, понял я вас или нет.

Бий Табай заговорил. Неторопливо и хитроумно. Он посоветовал Андамасу перед новым окружным собранием в Кусмуруне поехать к Чингизу и отдаться в руки властям. На этот сбор, на второй ширпышы, с тех пор как Чингиз стал ага-султаном; должны съехаться и сибирские и оренбургские казахи. Но прежде чем созвать их всех, Чингиз предпочтет посоветоваться с влиятельными людьми только одного своего округа. Вначале там будут посланцы кереев и уаков. От Кошебе — мы с Байдалы, от Балта — Тлемис с Исой, от Торыши — Токсан и Аю, от Сибана — Есеней и Есип, от низинных уаков — Елембай и Ермен, от горных — Жарыгамыс и Шабанкул, от Курлеута — Джигит, от Кан-жигалы — Шанки. Ну, еще несколько других. В ханской Орде под Черным шаныраком Чингиз будет восседать на почетном месте. А по правую и левую сторону разместятся посланцы родов.

— Ты понимаешь, что речь пойдет о тебе! — круто повернулся Табай к Андамасу. — И обвинять тебя, должно быть, будет сам Чингиз. Слушай, запоминай.

— Слушаю вас, Табеке, — не слишком обрадованно откликнулся Андамас.

— Зная тебя, он все равно спросит твое имя. Ты спокойно ответишь. Он задаст тебе вопрос, не ты ли и есть конокрад-барымтач. Соглашайся и с этим. Он спросит, правда ли, что ты воровал скот у оренбургских казахов. Не отрицай и этого. Скажи: да, воровал. А сам воровал или тебя посылали? Удиви его ответом: сам воровал, никто не посылал. Чингиз разойдется, начнет сердито допытываться: зачем воровал? И тут тебе растеряться нельзя. Отвечай сдержанно и уверенно: опора у меня есть, султан. На кого же ты опираешься, удивится Чингиз. А ты, не повышая голоса, называй по порядку всех биев, что будут находиться в его юрте. Дошло до тебя?

— Все ясно, Табеке, но.. — замялся Андамас.

— Повтори то, что я сказал. Перечисли всех биев, что будут сидеть и на правом и на левом крыле.

Андамас послушно назвал все имена, названные Табаем.

— Вижу, ум у тебя есть. Помни, на кого ты опираешься. И об этом прямо скажешь Чингизу.

— Ой-бой, Табеке, ой-бай, — потерял равновесие Андамас. — Да ведь Чингиз душу из меня вытянет, на растерзание отдаст.

— А ты не волнуйся, дыши ровно. — Табай даже улыбнулся. — Надо делать так, как я тебе сказал. Об остальном не раздумывай. В обиду тебя не дадим. Да и что тебе сделает Чингиз? Разве что скажет: кереи и уаки могут быть тебе опорой в добрых делах, но как они посмеют оправдать твои нечестивые поступки? Тогда ты ответишь: добрые дела не требуют поддержки, а они меня и в беде выручат. Чингиз тогда выйдет из себя: не мели чепухи, скажет. Не будут, они тебя защищать. А ты ему ответишь: как так не будут, если они выходцы из кереев и уаков. Да я их… Тогда…

Бий Табай, пустив в ход свое красноречие, нарисовал, сам того не желая, малоутешительную для Андамаса картину. Посланец Кожыка совсем растерялся, пробовал возражать, но изощренный в спорах Табай продолжал наседать и каждый раз безжалостно его обрывал. Не так-то легко было тягаться с бием.

— Понял я, Табеке, — горестно вздохнул Андамас. — Но… Но…

Закончить ему не удалось.

— Никаких «но!» — обозлился бий. — Поступай, как тебе сказано. А не хочешь — продолжай бродяжничать и ищи смерть на дороге.

Андамасу хотелось сказать, что он и здесь не встретил никакой поддержки и что вряд ли получится прок из всей этой затеи, но тут вмешался Есеней и посоветовал ему не пререкаться со старшими.

«Что я скажу теперь Кожыку?» — подумал про себя Андамас и замолчал, скис. Он бы и уехал, считая, что ничего не добился. Однако, напоследок Есеней подбодрил его, сказав с глазу на глаз:

— Не падай духом. На всякий случай держи в памяти совет Табая. Вреда от этого не будет. Но я не думаю, что произойдет именно так. Откуда мы знаем, как поведет себя Чингиз и хватит ли у него пороха задавать тебе такие вопросы. А пока садись в седло и передай Кожыку, что с ним заодно многие сильные люди. Но смотри, не попадайся в руки Чингизу. Дождись сбора в Кусмуруне всех главарей кереев и уаков. Тогда все и решится.

Андамас уехал. На душе у него было смутно. Ясно ему было только одно: вражда в степи накалилась, и Есеней, накапливая злость и силу, сплачивал своих сторонников, чтобы ударить по Чингизу.

Строптивый Чокан