— Бий Токсан, вы сразу стали и соловьем и тарантулом. Но скажите, почему ваши пращуры носили имя Тарышы?
На многих лицах заиграли улыбки. Мальчик бил в самую точку. Все знали, что один из основоположников рода Корей родился вне брака за день до сбора урожая проса. Поэтому он и получил имя Тарышы — Просяной. Токсан вел свою родословную как раз от этого Тарышы. Чокан тронул самое больное место в его происхождении. Бий вспылил:
— Зачем ты это вспомнил, сынок. Должно быть, предок мой рожден от слуги. Слуга — тоже человек. А ты от кого произошел? От архара, от животного?
Токсан намекал на боевой клич ханского рода — Архар! Уж если у них клич такой, значит, и родословную ведут они от архара.
Чокан не смутился и молниеносно ответил:
— Нас этим не попрекнешь. Архар — благородный зверь. А кто станет отрицать, что пращур рода Керей — мухортая собака?
Неизвестно, чем бы закончился этот спор, какой новый взрыв негодования вызвал бы он у кереев, если бы Чингиз, и обрадованный сообразительностью сына и напуганный его резкостью, не сказал:
— Не обижай старого человека, уходи отсюда. Здесь тебе не место.
Чокан вышел, но друзья отца заговорили наперебой с изумлением и гордостью:
— Веские слова мальчугана! Ничего не скажешь!
— Его деда по матери, Чормана, в тринадцать лет стали называть мальчиком-бием.
— А этот уже сейчас готовый бий… Чормана перегнал.
Одни цокали языками от удовольствия, другие злились. Но в уме и находчивости Чокану никто не отказывал.
… Все это до каждой мелочи припоминал в пути Чингиз. Султан рано начал надеяться, что придет время, и сын займет его место. А теперь он сам отбился от своего стада, как айгыр — вожак от куланов. Будущее Чокана перестало быть ясным. На свой лад судьба сына повторяла его судьбу. Когда Айганым потеряла ханство, когда пошатнулись ее дела, она отправила его, Чингиза, в Омск учиться у русских. Годы ученья помогли Чингизу. На лодке, построенной в войсковом училище, он пустился в плаванье в степное море, достиг власти, вел за собой Кусмурунский округ. И вдруг все изменилось. Лодка перевернулась. Он держался за ее днище, качался на волнах, и не ведал, скоро ли пойдет ко дну. Чингиз уже перестал надеяться, что сын займет его место. Его тревожило будущее Чокана, и он протягивал сыну ту соломинку, которую в свое время протянула ему самому Айганым. Что ж, пускай поучится у русских уму-разуму, наберется знаний. А что будет дальше — известно одному аллаху.
Во власти своих грустных мыслей Чингиз с болью сознавал, что он везет Чокана в Омск против его воли. Мальчик не хотел расставаться со степью.
Чингиз горевал.
Над ним и, значит, над сыном нависли тучи. Оставаясь наедине с самим собою, он мог даже прослезиться. Но в кругу людей выглядел прежним — строгим и собранным. Он никому не показал, как волновался в этот последний день отъезда из Орды. Он не выдал своей жалости к сыну, когда приказал Абы силой доставить Чокана из юрты Шепе. А когда увидел сына, беспомощно и зло барахтающегося в руках слуги, то почувствовал такую слабость, так расстроился, что отошел в сторонку и осторожно, чтобы, не дай бог, не заметил Драгомиров, смахнул внезапно набежавшие слезы. И, принимая суровую правду, что иного выхода нет, подтянулся, спрятал свои чувства, и деловой, как всегда, отправился в путь. Но глубокая грусть и нежная жалость к сыну продолжали бередить его душу. Поэтому он позволил Чокану взять вожжи, и не стал ему прекословить, когда сын внезапно изменил маршрут.
Но почему же Чокан так решительно направился к аулу Карашы?
Чтобы объяснить это читателю, нам предстоит сделать некоторое отступление.
Понятие о хане и ханской власти у казахов в те времена связывалось и с представлением о карашы.
Кто такой хан — ясно каждому. Есть хан — значит, есть и карашы — люди, обслуживающие хана. На их плечах — каждодневные хозяйственные хлопоты, вся черная работа. Своего хозяйства они не имеют, их содержит, как аллах на душу пошлет, хан. Карашы не принадлежат обычно одному какому-нибудь роду, они набираются из разных мест. Либо это неимущие батраки, либо пленные или потомки пленных, захваченных во время набега. Подавленные собственной нищетой и ханской властью, иного существования они и не мыслят.
Работников-карашы содержали и некоторые казахские баи и беки. Но там их было немного, а у богатых ханов — целые аулы.
Не следует отожествлять понятия о хане и карашы с понятием о торе и туленгутах. Торе — это не только представители ханского рода, позднее так называли всех власть имущих. А туленгуты — люди, охраняющие покой торе, неизменно сопровождающие своих господ в поездках. Чаще всего ими бывали представители других народов, усвоившие впоследствии казахские обычаи и язык. Так, к примеру, среди туленгутов хана Аблая преобладали киргизы, каракалпаки и монголы.