Промелькнувший метеор (книга 1)

Караши и туленгуты выполняли разные обязанности, отличались друг от друга и своим положением в быту. Карашы — батраки. Их удел — черная работа. Им не дано и помышлять о вольной жизни. Туленгут — правая рука своего господина. Он и соилом вооружен на всякий случай. Туленгут считал для себя оскорбительным общение с кара-шы. Карашы не смели противоречить туленгутам и вынуждены были терпеть от них всяческие притеснения.

Во времена хана Аблая, в пору самой жестокой междоусобной вражды и постоянных набегов с массовым захватом скота, аулы карашы распространились особенно широко. Кормить их было нетрудно. В годы правления Вали-хана и особенно Айганым сократились набеги и сократилось число аулов карашы. Постепенно карашы составили один аул. И вопреки установленным обычаям начали обзаводиться своим скудным хозяйством. Они по-прежнему исправно работали на хозяев Орды и, как встарь, ничего от них не получали.

Когда Чингиз уже входил в отрочество, от недавно многочисленного карашы оставалось восемнадцать-двадцать домов. Хозяйство ханской Орды вели уже не все обитатели Черного аула, а те, кто были наследственными батраками, как их деды и отцы. Погонщики, табунщики, чабаны, мясники, повара по-прежнему истово делали свое дело. Понукай их, ругай, бей по голове — они будут продолжать работу с тупым упорством. По наследству к ним перешли и трудолюбие и вековая покорность.

Чингиз стал султаном, и всем хозяйством Орды ведал Шепе. Хозяйство не было большим, не было и малым. Сведущие люди утверждали, что насчитывалось в нем около пятисот лошадей, пятьдесят верблюдов, тысяча овец, сотня коз. Коров не было совсем. Скот Орды и летом и зимой находился на пастбищах. В ауле держали только больных животных и необходимых на убой. Ухаживали за скотом батраки-карашы. Среди них были свои старшие в табунах и отарах. Все они подчинялись Шепе, хозяину властному и привередливому.

Вздорный Шепе обладал не только крутой хваткой, но и сметкой. Несмотря на то, что скот долгие годы держали на подножном корму, Шепе заставлял скашивать сено и складывать его в стога на запас. Для этого в пору сенокоса своих работников не хватало. Шепе находил. Он бросал клич соседним аулам и звал их на помощь и на праздник. Он прирезал жирного верблюда, из аулов привозили кумыс, а некоторые баи и люди позажиточнее пригоняли и яловых овец. Кончался праздник, начинался сенокос. После весеннего разлива и спада воды побережье зарастало густой сочной травой. Так на озерной пойме сено скашивали за день. На другой день сено перетаскивали на более возвышенные места, а потом складывали и вершили стога. Зарезанный верблюд окупался сторицей.

Однако жестокость и властолюбие Шепе превышали его хозяйственные способности. Любое заболевание овец — ранка, начинавшаяся гноиться от пореза ножницами во время стрижки, хромота после ушиба, чесотка — вызывало его гнев. Забрался ли волк в отару, прирезал овцу или унес ягненка, продрогли ли стриженые овцы после дождя, появились ли клещи и животные начинали худеть, натер ли пастух холку верховой лошади — Шепе выходил из себя. А уж если скот вовремя не напоили или запоздали с выходом на пастбище — он просто бесновался. Добро бы он только оскорблял работников бранными словами. Нет, он избивал их, а нередко и калечил. Маленький, щуплый, злой, он и слушать не хотел никаких объяснений. Вспыхивая по поводу и без повода, набрасывался с кулаками. Что попадало под руку, тем он и швырялся: будь это курук, бревно или топор. А когда провинившийся обращался в бегство, догонял его и избивал насколько хватало сил. С коротышкой легко могли бы справиться, утихомирить его. Но из страха молча, без сопротивления принимали побои. Боялись не его, нет, боялись Айганым, а потом Чингиза. И видели в Шепе их недобрую власть и силу.

Частенько бывало так, что старшие работники скрывали от Шепе провинности или оплошности младших и расправлялись с ними сами по его же способу. Но уж если коротышка узнавал, тогда доставалось и правым и виноватым.

Шепе держал всех в черном теле и всюду совал свой нос. Он был убежден, что это его право и вмешивался в жизнь каждой семьи из аула Карашы. Всех сколько-нибудь смазливых девушек и молодух он считал своей собственностью. Если кто-нибудь из батраков женился на хорошенькой девушке, Шепе уже предвкушал поживу. Вторая ночь после свадьбы должна была принадлежать ему. Какие только способы он не находил, чтобы разделить постель с новобрачной. Не удавалось по согласию, отсылал молодого мужа в отъезд. И обычно тот, привыкший к повиновению, безропотно уезжал. А если и осмеливался сопротивляться, то в ход пускались кулаки хозяина, или придумывалось тут же другое жестокое наказание. Словом, Шепе любыми неправдами добивался своего.