Как ни старались в ауле Карашы прятать от Шепе миловидных дочерей и жен, он умело выискивал к ним тропинки. И, что удивительнее всего, самой надежной пособницей в ночных похождениях похотливого карлика была его жена Шонайна. Стоило только ей услышать, что муж мечтательно вздохнул, — хорошо бы найти такую молоденькую! — как Шонайна, начисто лишенная чувства ревности или по другим тайным причинам, понимающе улыбалась ему в ответ: а почему бы и в самом деле не найти? И посылала своих служанок, своих приближенных женщин на разведку в аул и получала подробные сведения, которые тут же передавались Шепе. Дальше он уже сам приступал к действиям, этакий маленький, крепко сбитый, упрямый ястребок. Его многие так и называли за глаза. Потом свершалось то, что должно было свершиться. И вместо того, чтобы скрыть очередную проделку мужа, Шонайна бесстыдно хвасталась:
— А мой ястреб и эту уже отведал.
Поговаривали, впрочем, что и Шонайна не отставала от мужа, но Шепе на ее измены смотрел сквозь пальцы. Словом, здесь было обоюдное согласие.
Ему никто не препятствовал, он вошел во вкус и все больше и больше распалял свою похоть. Он так неутомимо стал преследовать всех молодых женщин, что уже не ястребком его называли, а малопочтенным прозвищем — ишак.
На почве этих грубых любовных похождений он столкнулся с человеком, которого до сих пор считал своим другом, если только могут быть друзья у людей, подобных Шепе.
Столкновение это закончилось очень печально, даже трагически.
Речь сейчас о нем и пойдет.
Лул Карашы был преимущественно аулом скотоводов и черных работников. Но вырастали в нем и опытные ремесленники — шорники и сапожники. Выходили из него и певцы, и домбристы, и балуаыы — борцы. Одним из таких приметных джигитов был Нуртай, сын Каукара. Его дед Кулболды во времена войн Аблая был пленен калмыками. Ходил слух, что он и сам был сыном видного калмыцкого бека. Может, это было и неправдой, но так или иначе после того, как статный джигит побывал во вражескому плену, Аблай стал относиться к нему по-другому. Хан в наказание рассек ему правое ухо, сделал слугой и послал пасти верблюдов. Кулболды до конца жизни остался верблюжатником. У него было два сына — Каукар, отец Нуртая, и Кантар. Кантар ничем не выделялся, кроме могучей физической силы. А Каукар, похожий на отца, рано проявил среди батраков свои таланты: он и пел, и хорошо играл на домбре, и скромностью отличался, и остроумием. Он нередко сопровождал Айганым в путешествиях певцом в ее свите. И без обычного злословия тут, понятно, не обошлось.
Каукару приглянулась одна девушка, он похитил ее, женился, и она вскоре подарила ему сына, получившего имя Нурмухаммеда. Матери легче и проще было называть его Нуртаем. Нуртаем он вырос и для всех остальных.
Нуртай чертами своего лица, характером и способностями повторил отца. К тому времени, когда Айганым отошла от правления Ордою и власть взял в свои руки младший родственник по мужу Сартай, Нуртай уже был при нем джигитом. Оставался он джигитом и при Тани, который занял место Сартая, угодившего в сибирскую ссылку.
Тогда-то Нуртай и сошелся с Шепе, одним из самых близких нукеров Тани. Шепе и Нуртай были одногодками, а у молодого коротышки не проявлялись еще и вздорный нрав, и драчливость, и сластолюбие.
Нуртай шел по стопам отца и тоже похитил себе в жены красивую девушку Кунсулу. Похищение сошло ему с рук — заступился Тани. А Нуртай нежно полюбил свою жену. Он для того только переиначил имя Кунсулу, чтобы оно звучало в рифму с его собственным. И люди повторяли с восхищением Нуртай и Кунтай — хорошая пара. Не только красивой и стройной была Кунтай. У нее оказались золотые руки мастерицы, стремление к порядку и аккуратности в одежде, в юрте и в хозяйстве. Ее приметила и больная Айганым. Ханша взяла ее в Орду, приблизила к себе. И в годы болезни Кунтай особенно заботливо ухаживала за ней.
Между тем, в Шепе все Чаще и чаще давали знать о себе уже знакомые нам качества. Он стал засматриваться на Кунтай, засматриваться жадно и подолгу. Но не смел переступить дозволенной грани. Он был трусоват, коротышка Шепе, и боялся не молодой женщины, а Нуртая. Хотя Нуртай и происходил от деда верблюжатника и от слуги-отца, он вырос независимым джигитом и держался свободно, с большим достоинством. Он легко и смело выслушивал намеки на свое незнатное происхождение и отвечал напрямик, не испытывая никакого чувства стыда:
— Да, я сын слуги, и мой отец похитил мою мать, и мулла не благословил их. Но вот я стою перед вами, и попробуйте наступить мне на грудь!
Нуртаю надо было обладать незаурядной волей, чтобы сохранять самостоятельность и независимость там, в ханской Орде, где все людские отношения строились на подчиненности и зависимости.