Промелькнувший метеор (книга 1)

Не мальчика, понятно, он испугался. Справиться с сыном было проще простого. Он представил вдруг его будущую судьбу, и поэтому ему стало страшно. Приходило на память все, что он слышал и об Аблае и о Мамке. Когда у тех глаза наливались кровью, они становились способными на все, на любую жестокость.

Чингиз еще и потому не перечил сыну, что ему было близко его душевное состояние. Суровый султан еще не забыл своего детства, своей поездки в Омск.

Он любил своего первенца-крепыша. Любил и гордился им. Слова батыра Турсымбая — «Да он вылитый Аблай-ага!» — прочно врезались в его память. Чингиз, показывая сына гостям, с тех пор частенько приговаривал:

— Посмотрите, на деда моего похож!..

Баловал его, прощал ему детские шалости.

Припомнил Чингиз и похвалу Жаманкула, когда Чокан слушал жыр «Едиге» и сумел его записать со слов акына, как этого не удалось бы и татарскому мулле. Выйдет из него толк, непременно выйдет.

… Чокан правил лошадьми, а отец, задумавшись, восстанавливал одну картину за другой.

У Чингиза гостил однажды Кожа, сын известного бия Балгожи. Собрались, как водится, за праздничным столом. И во время пиршества акын Оске, желая сделать приятное почетному гостю, произнес в стихах хвалебное слово:

Беген и Шеген от аргынцев пошли,
Ерден и Жузен от найманов пошли.
Их слава прибилась волной к берегам,
Их славу узнала река Обаган.
Гремел Аккошкар на алтайской реке,
Известны Тока с Байдалы от Алке.
Но, соколом гордым над степью кружа,
Оставил их всех позади Балгожа.

Чокан вместе со всеми слушал акына и, когда он кончил, тихо спросил отца:

— Это кто такой Балгожа?

— Бий Балгожа.

— А-а! — во всеуслышанье протянул Чокан. — Тот самый Балгожа, который бежал от Кенесары и утонул в половодье, когда переправлялся на коне через Тобол.

Балгожа, действительно, спасаясь от Кенесары, решившего разгромить его за переход на сторону русских властей, бросился верхом в бурлящий Тобол и погиб. Но сторонники Балгожи, и в особенности его родичи кипчаки, считали оскорбительным и верить в это и вслух об этом говорить. Они придумали другую версию гибели известного бия. И Чингиз, чтобы смягчить впечатление от слов Чокана и польстить Коже, упрекнул сына:

— Неразумный ты, Чокан! Болтаешь неизвестно что.

Но слова уже были произнесены, и многим пришлись по душе:

— До чего умный ребенок! Большим человеком будет!

… Мчались кони, кренилась на ухабах повозка, а Чингиз вспоминал.

Не переводились гости в его доме. К доброй половине гостей принадлежали красноречивые бии, те самые, которых с усмешкой называют людьми с железными глотками. Стоит им собраться вместе, как без устали, без перерыва они будут соперничать друг с другом в искусстве спора, в остроумии, в знании народных шуток и присловий.

Чокан с детских лет любил слушать эти состязания биев.

Он слушал, затаив дыхание, старался все понять, запомнить, и чаще всего это нравилось гостям.

В дом Чингиза решать аульные тяжбы собирались бии Кусмурунского округа. Дважды собирались бии двух округов — Тобольского, находящегося на оренбургской территории, и здешнего, Кусмурунского, относящегося к сибирским казахам. Первый раз они собирались в ауле Ахмета Жантурина, второй — в Орде Чингиза.

Чока ну было уже девять лет, когда он присутствовал при разборе тяжеб оренбургских и сибирских казахов.

Тяжбы — тяжбами, а состязание в красноречии шло своим чередом.

Первым на совете выступил бий Токсан из рода Керей. Он по своему обыкновению так затянул речь, перегружая ее отступлениями к месту и не к месту, что другие даже разволновались: мол, успеют ли высказаться и они.

Тогда кипчакский бий Избасар, лишившись всякого терпенья, оборвал Токсана:

— Тебя все величают «Токсан, Токсан!», а ты всего-навсего Томаша.

Высокий, крупного телосложения Избасар этими словами хотел унизить тщедушного маленького Токсана, сравнив его с крохотной птичкой.

Оскорбленный Токсан не остался в долгу:

— Ты считаешь, Избасты, что произнес достойные слова? Томаша хоть и птичка-невеличка, но, откладывая девять яиц, из одного выводит соловья. Пускай большая коза приносит двойню, собака — восьмерых щенят, свинья — десять поросят. Но они и остаются козами, собаками, свиньями. Не гордись, мой друг, своей толщиной и ростом.

Избасар побагровел, готовый излить всю свою злобу на Токсана, но его вовремя одернул Наурызбай, его сородич, один из уважаемых кипчакских биев.

— Прекрати, Избасты! Шайтан тебя путает…

Это были дни, когда разгоралась вражда между кереями и Чингизом. Чокан уже кое в чем разбирался и отличал недругов отца от его друзей. Известно ему было, что кереи прислушиваются к каждому слову Токсана. Видя, что в этом споре Токсан побеждает, мальчик решил, что надо ему нанести удар.

И в юрте неожиданно раздался негромкий, но звонкий голос Чокана: