Ак-апа, светлая сестра во всем помогала жене султана. Дочь бая Чормана еще в девушках привыкла рано ложиться и поздно вставать. Не изменяла она своим привычкам и в Кусмуруне. Проснется — Кунтай уже тут как тут. Проводит под руку ее до большого латунного таза и поможет омыться теплой водою с мылом, оботрет ее белым шелковым полотенцем, подаст ей платья, какие та пожелает. Потом принесет из юрты-отау завтрак. Позднее эта юрта, где жили Нуртай и Кунтай, стала называться столовой юртой. Кунтай приносила оттуда к завтраку Зейнеп свежий сыр — белый иримчик, приготовленный из козьего молока и разбавленный пенками, снятыми с молока овечьего, белый хлеб и тушпары — пельмени. Если хозяюшке хотелось острой пищи, Кунтай примешивала в иримчик соленое сливочное масло.
Еще в отцовском ауле Зейнеп пристрастилась к крепкому чаю, а теперь просто не могла без него обходиться. Фамильный чай и водился в округе, должно быть, только в доме Чингиза. Его закупали ящиками впрок у торговцев, связанных с купцами Троицка, Орска, Петропавловска — Кзылжара, Кургана, Ирбита. Чай ценили не только за вкус, но и за целебные его свойства. Если кто-нибудь заболевал, то приходили к Чингизу или Зейнеп выпрашивать чай для лечения. Близким и уважаемым людям они дарили его осьмушками; тем, кого не хотелось обижать, подносили щепотку на заварку; тому же, кого недолюбливали, и понюхать не давали. В их хозяйстве было два больших самовара: один — ак-полыскей, белый польский, другой — сары-толе, желтый тульский. Для чаепития ставили и первый и второй, чтобы напиться вволю. Чай заваривала сама Зейнеп, согревая чайник на костерке из сухого верблюжьего помета. Чай считался готовым, когда густая коричневая пена приподнимала крышку и растекалась по белым бокам чайника. Зейнеп нравилось пить чай из золотистой пиалы, входящей в многочисленный набор посуды, части ее приданого. Густой чай оседал на фарфоре пиалы несмываемым налетом. К чаю подавалось молоко только что надоенное от молодой верблюдицы. По вкусу оно не уступало свежим сливкам. Курен-каска — так называли казахи этот целительный и ароматный чай, божественный напиток избранных. А те, кому не доводилось его попробовать, мечтали хотя бы прикоснуться к нему губами. К чаю курен-каска привыкла и Кунтай.
К обеду для Зейнеп приготовляли мясо молодой жирной козочки. Привередливая Зейнеп отказывалась от мяса козленка-самца. Ей казалось, что от него попахивает старым козлом, а мясо самочки отдает ароматом меда. Изделий из теста к мясу не подавали — муки и в доме Чингиза часто не хватало. Нарезанное мясо подавалось в продолговатом фаянсовом блюде, а в качестве приправы подсыпался тот же белый иримчик. Только один Чингиз мог брать мясо с блюда собственной рукою. Никто другой не смел и подумать об этом. Столько же мяса приготовляли и в отсутствие мужа. Из этих же продуктов приготавливался и ужин. Но сама Зейнеп ела не много. Зато после нее с аппетитом принималась за еду Кунтай и другие женщины из столовой юрты. Зейнеп не скупилась. Если выведутся козочки в Орде — их сколько угодно в соседних аулах. Некоторые семьи, прежде не имевшие коз, теперь разводили их в угоду Чингизу и его жене.
Легкая и стройная в невестах, Зейнеп мало-помалу начинала входить в тело, полнеть. А в год, когда Чокана отправили на учебу в Омск, про нее уже начинали говорить: «Смотрите, наша келин скоро будет вылитой свекровью». Некоторые утверждали, что у нее и сердце стало заплывать жиром. Мол, поэтому и есть она стала меньше, чем прежде.
Ей, не потерявшей вкуса к нарядной одежде, труднее стало красиво одеваться. Благо, нашелся в недалеком Баглане татарин-портной, кроивший так ловко платья для Зейнеп, что они приходились ей по фигуре, не подчеркивая ее полноту.
Охотница до нарядов и дорогих вещей, она приучила Чингиза постоянно заботиться о ней. Самым близким городом для сибирских казахов был в те времена Ирбит, находившийся верстах в двухсотпятидесяти от Кусмуруна. Основанный в уральских предгорьях еще в шестнадцатом веке, он был шумным торговым центром. Кто не слыхал о знаменитых ирбитских ярмарках? А в северных степях Казахстана многих зажиточных баев и торговцев, ездивших туда за товарами, называли не иначе, как «скакунами Ирбита». Эти «скакуны» обычно меняли в безденежных аулах товары на скот, шерсть и кожу, а порою ссужали товарами и в долг не без выгоды для себя.
Самым лихим «скакуном» Ирбита в окрестностях Кусмуруна слыл Дюйсеке, сын Естаса из токымбетского ответвления кереев. Он был пожалован русскими властями званием купца первой гильдии. Чингиз от Дюйсеке и получал из Ирбита все необходимые товары.
Однажды Дюйсеке привез Чингизу только малую часть его заказов и далеко не то, что хотела Зейнеп. Она раскапризничалась, разозлилась и сказала мужу, который тогда не смел ей и прекословить:
— Что он только нам навез? Разве это мне надо? — и расшвыряла товары по юрте.
Чингиз сгорбился, промолчал. Гостивший в его доме видный острослов Шокай из аргынцев шутливо съязвил: