Промелькнувший метеор (книга 1)

Отчаянный крик разбудил Зейнеп. Она выскочила навстречу Жайнаку, привела его к себе и, наскоро выслушав бессвязный рассказ, разбудила Чингиза.

— Это твой старший братец безобразничает, лезет ко всем женщинам, покоя не дает. До Ак-апы добрался.

Жайнак захлебывался в плаче.

— Беги скорее, Чингиз! — торопила Зейнеп. — Проснется аул, опозоримся. Только ты обуздаешь этого коротышку.

Чингиз накинул на плечи верблюжий чекпен и босиком поспешил в столовую юрту. Оттуда доносились голоса: гневный и звонкий — Кунтай, визгливый и злобный — Шепе.

Поднял голову проснувшийся Чокан:

— Что там такое делается?

— Да ничего особенного, спи, Канаш!

Но Чокан услышал все: и плач Жайнака и надрывные голоса в стороне столовой юрты.

Аульные мальчуганы не живут в неведении. Им сызмальства известно все об отношениях между мужчинами и женщинами. Не был исключением и Чокан. И если растерявшийся Жайнак не сразу уразумел в чем дело, то Чокан сообразил И ринулся к выходу.

— Куда ты, мои Канаш-жан? — обняла его Зейнеп.

— Пусти, апа! — вырвался Чокан. — Это все недоросток дядя мучает несчастную. Пусти меня, апа.

Но Зейнеп сдерживала сына, а в это время с улицы донесся суровый голос Чингиза:

— Хватит тебе, кши-ага. — Так Чингиз в минуту раздражения называл «маленьким старшим» своего брата.

— Чертова баба сама виновата. Не тащи меня. Я вернусь и убью ее.

— Хватит тебе! — повторил Чингиз и втолкнул Шепе в юрту. И через несколько минут вслед за ними вошла Шонайна, на ходу обливая бранью своего мужа. В Белую юрту, в Орду никто из женщин не осмеливался входить, но вздорная Шонайна и прежде не считалась с условностями родовых обычаев, а в этот час ей на все было наплевать.

Не крик Жайнака ее разбудил, а визгливый, как у хорька, голос мужа, пререкавшегося с Чингизом. Ей не надо было ничего объяснять. Значит, он уехал не в аул по делу, а опять что-нибудь натворил. Она выскочила на звуки голосов. Прохладный воздух развеял ее сонливость. Прислушавшись к обрывкам фраз, она уловила часто повторяемое имя Кунтай. Так вот в чем дело! Шонайна кинулась к столовой юрте, но она уже была плотно закрыта изнутри. Шонайна постучала, окликнула. Кунтай не отозвалась. Все-таки найдя в себе силы вышвырнуть Шепе, попавшего прямо в руки Чингиза, она плакала, прижимая к себе успевшего вернуться в юрту сына.

Шонайна постучала еще раз. «Несчастная распутница, лежит как ни в чем не бывало», — выругала она вслух Кунтай и решительно двинулась в Белую юрту. Там она и настигла своего муженька:

В Белой юрте слабо мерцала только что зажженная единственными в ауле спичками керосиновая лампа. Она освещала съежившегося на подушках почетного места Шепе. Перед Шепе стоял Чингиз, так и не снявший верблюжьего чекпена. Лица его не было видно, но по наклону головы, по изгибу плеч можно было догадаться, что он с гневным осуждением смотрит на старшего брата. Самого разговора Шонайна не слышала. Да и состоялся ли он всерьез, этот разговор? Отношения между братьями сложились так, что Чингиз открыто не упрекал Шепе, не ругал его напрямик, какой бы тяжелый проступок ни совершил кши-ага. Это и давало основание людям говорить, что Чингиз толкает брата на преступления, а сам притворяется незнающим. В действительности это было совсем не так.

— Что это ты разлегся? — на высоком тоне бросила Шонайна Шепе и, уже обращаясь к двум братьям, добавила. — О чем тут разговор? Что произошло?

Никто ей не ответил.

— А Зейнеп где?

Братья снова промолчали, как промолчала и Зейнеп. Она приходила в себя за пологом, где спали дети. Размышляя о происшествии, не мог сомкнуть глаз и Чокан. Он слышал, как вошли отец и дядя. Слышал единственную фразу, произнесенную Шепе: «Если эта проклятая баба останется здесь, я уйду из аула». Чокану стало больно. Он ждал, что скажет отец, но отец не произнес ни слова.

Теперь в юрте шумела Шонайна.

— Что, герой, отдышаться не можешь? — зло выкрикнула она и подошла к почетному месту. — Вставай! Ах, не хочешь?

И Шонайна за ноги потащила Шепе сначала к очагу, а потом и к выходу. Он почти не сопротивлялся, только поглядывал на Чингиза не то с тревогой, не то с надеждой на его поддержку.

Но Чингиз и головы не поднял, не взглянул на них. «Так тебе и надо», — думал он про себя.

Шонайна заграбастала Шепе и за порогом юрты поставила его на ноги. Левой рукой цепко схватила за загривок, а правую руку, сжала в кулак, поднесла к самому носу:

— Говори, герой! Говори, гора, что наделал. Говори, пока жив! — угрожала она, и Шепе, зная по многолетнему опыту силу её кулака, замямлил, придумывая второпях подробности:

— Ой-бай-ау, не знал я, что она такая сумасшедшая сука!

— Почему же это она стала вдруг сумасшедшей? Что она тебе сделала? — не унималась Шонайна.

… В Белой юрте уже погасили лампу, но Чингиз не спал. Чокан все время порывался выйти, но мать удерживала его и не смогла удержать до конца, и вместе с ним, взяв с него обещание, что он не выйдет из юрты, подошла к порогу. Они хорошо слышали весь этот разговор.

— Отвечай же, герой…